Маска из другого мира
Шрифт:
— Как? — это воскликнул директор театра, Абрам же лишь молча смотрел на чекиста, начиная понимать, что у кого–то наверху появился удобный повод его убрать. Именно повод. Да, на его совести семь смертей, но на войне без них не бывает — бывали у них провалы и покрупнее, и ничего. А тут приказ полностью исчезнуть, и ведь не возразишь. Тогда маски будут окончательно сброшены, и он исчезнет уже из обоих миров…
— Нужен козел отпущения. Чистильщики постараются, пройдутся по свидетелям… — Бейтикс, наслаждаясь ситуацией, закурил папиросу, выпустил в режиссера сизый дым и откинулся в кресле. — Да и наши товарищи в газетах постараются. Мол, в тверском
— Нет! — снова воскликнул директор. — Виктор Феликсович, так же нельзя!
— Хотите пополнить ряды контры, Северодвинский? — чекист выпустил колечко дыма и внимательно посмотрел на старика. — Полагаю, вам, может, и все равно, но вот вашей внучке Глафире это сломает жизнь. А ведь она тоже носительница маски… Лучше пожертвовать Гершензоном, у него нет семьи, и плакать о нем некому.
— Товарищ Северодвинский не виноват, оставьте его, — глухо сказал Абрам, вставая между стариком и Бейтиксом. — Я командир разведывательного отряда, на мне была операция, а директор театра лишь поддерживал портал постановкой. Следовательно, на мне и вся вина.
— Молодец, Гершензон, — одобрительно кивнул чекист. — Советское государство ценит раскаяние.
— Что со мной будет? — уточнил режиссер, решив разобраться в том, чего именно от него будут ждать те, кто убрал его со сцены.
— Правильный вопрос, Гершензон, — одобрительно покивал Бейтикс. — Сменим тебе паспорт на какого–нибудь Иванова и отправим подальше от Твери. И не дай тебе Мельпомена даже подумать о возвращении!
— Я готов служить Родине там, где мне прикажут, — облизнув сухие обветренные губы, прохрипел Абрам.
— Родине? — издевательски переспросил Бейтикс.
— Утерянной родине и советскому государству, — уже более уверенно заявил режиссер.
— Отлично, — скучающим тоном произнес чекист. — Жалко, театр придется закрыть. В горсовете настаивают уже давно, а тут такой повод появился. Все из–за тебя, Гершензон! Ладно, у нас в резервах еще есть этот ловкий грузин Гонгадзе. Отдадим ему ТЮЗ. А ты собирайся.
«Гонгадзе! — Абрам зацепился за знакомую фамилию. — Честолюбивый режиссер с замашками вождя! Неужели его кто–то продвигает сверху? Может, гибель моей труппы стала желанным поводом пошатнуть Северодвинского и убрать меня? Кто бы ни стоял за Бейтиксом, надо признать, что повод действительно удобный…»
Додумать эту мысль ему не дали. Чекист, озвучив ему дальнейшее развитие событий, громко крикнул в сторону коридора:
— Конвойный!
Дверь мгновенно открылась, и в кабинет вошел рослый красноармеец с винтовкой с примкнутым штыком.
— Увести его.
Глава 9. Прием
Сашка поначалу расстроился — не то чтобы он не мог обойтись без моей помощи, тут речь шла больше о моральной поддержке. Все–таки мы друзья, и именно мне первому он хотел рассказать концепцию нового ролика с набросками от Вики, его знакомой художницы. Мы уже с ним договорились, он наверняка купил пива, а тут вдруг этот внезапный прием… Но вместе с тем, я уверен, он понимал, что обстоятельства порой сильнее наших желаний. Значит, просто перенесем встречу, и никто друг на друга не в обиде.
«Нарядиться», как велел
Потом–то, конечно, я все–таки замерз. Погода была совсем не летняя, а автобус, как назло, задерживался. В итоге мне пришлось чуть ли не «Камаринскую» танцевать, чтобы согреться в продуваемом всеми ветрами павильоне. С другой стороны, где наша не пропадала? Пять минут холода, затем еще десять в дороге — и вот я уже на вечеринке тайной мировой элиты. Правда, всего лишь городского масштаба, однако даже так открывшаяся мне сегодня истина впечатляла. Поэтому в ТЮЗ я приехал, хоть и изрядно продрогший, но в то же время не растерявший энтузиазма.
На входе стоял один из смутно знакомых актеров, имени которого я не помнил, зато заметил на его лице маленький кусочек маски. Тут же не удержался, проговорил слова активации, и кусок папье–маше мигнул, расползаясь образом усатого Фрителлино. Ага, значит, его особенностями наверняка должны быть ловкость и гибкость — вплоть до экстремальной акробатики. По крайней мере, такой вывод я сделал исходя из прослушанных в театралке лекций по комедии дель Арте, к которой относилась эта маска. Коллега кивнул мне, повторил нужную фразу, проверяя, что я один из своих, и жестом пригласил пройти в холл, где уже толпилась разношерстная публика.
Я привычным маршрутом двинулся к гардеробу, чтобы сдать рюкзак и куртку, хотя организм промерз настолько, что сопротивлялся одной только мысли раздеться. По дороге мне встретились Глафира Степановна с Артемием Викторовичем и Элечка с Костиком. Иванов одобрительно кивнул, оценив смокинг, брюнет показал большой палец, а Элечка лучезарно улыбнулась. Впечатлил столь необычный для меня вечерний наряд и нашу почетную даму–режиссера, которая эмоционально всплеснула руками и попыталась меня сгрести в жаркие объятия. Она что–то при этом говорила, явно собираясь выдать длинную и наверняка пафосную речь, но Артемий Викторович элегантно подхватил ее под руку, попросил «всего лишь минутку напутствия неофиту» и подмигнул мне.
— Будь осторожен, — еле слышно шепнул он. — Все уже знают, что ты новенький, и наверняка попытаются спровоцировать. Может, и нет, но все равно лучше быть начеку. Особенно остерегайся Гонгадзе, он хитрый лис и бывает очень убедительным… Не поддавайся на его уговоры, что бы он тебе ни плел.
Я кивнул главрежу с благодарностью — и за предупреждение, и за то, что отвлек Глафиру Степановну, потому что холод улицы сменился адской жарой из–за того, что я до сих пор находился в помещении, одетый в куртку. Чувствуя, как по спине стекают градины пота, я ускорился, попутно рассматривая гостей. Быть осторожным, говорите? Что ж, не могу не согласиться здесь с Ивановым.