Маска майя
Шрифт:
— Ты прав, сын мой, ты прав. — Лицо мужчины казалось серебряным при свете луны. — Этот день предназначен для того, чтобы бог Ягуар стал не только самым великим из великих, но и более доступным для нас, смертных. — Его вопрошающий взгляд на некоторое время остановился на лице ученика. — Королева Нефритовые Глаза как-то рассказала мне одну историю, которую можно считать пророчеством, — продолжал шаман, резко меняя тему. — Все, что она предсказала, свершилось, а то, что еще не произошло, рано или поздно произойдет. Что до пророчества, о котором я упомянул, я тебе когда-нибудь его открою, когда придет время… если так будет нужно. Сегодня же мы должны выяснить, до какой степени бог Ягуар заинтересован в тебе.
Белый Нетопырь положил руку на сумку, свисавшую с его пояса, и достал оттуда маленькую
— Вот напиток, который позволит твоему духу совершить путешествие отдельно от твоего тела. Это будет посильнее того, что ты мог ощущать во время медитации… и поэтому опаснее. Прежде всего потому, что путешествие будет реальным, а не просто сном, вызванным опьяняющим напитком. Тебе нужно принять точную дозу, так как в противном случае дух твой может больше никогда не найти пути назад, в покинутое им тело. И если так случится, тело умрет… Это экстракт из кожи морской жабы и различных трав, большинство из которых тебе известны, — ответил он на вопросительный взгляд Балама. — И не беспокойся. Я тоже его выпью и смогу сопровождать тебя в путешествии, которое ты совершишь.
Халач виникналил небольшое количество жидкости в узкий стакан, который тоже достал из сумки.
— Пей его медленно, но одним глотком, расслабься и настойчиво вызывай образ бога Ягуара. Посмотрим, ответит ли он тебе.
Балам выпил содержимое стакана, и его сердце учащенно забилось. Слова его учителя, чары маленькой прогалины и ее магическая аура довели его до состояния, в котором все его чувства полностью пробудились. Он ощутил горький привкус во рту и смог различить одну из трав, которую обычно использовал для приготовления напитков, хотя все остальные компоненты не узнал. Шаман же, вновь наполнив маленький стаканчик, тоже принял порцию настоя.
Балам, следуя полученным указаниям, закрыл глаза и прогнал все мысли, не имевшие отношения к богу Ягуару. Он видел его в скульптурах и на фресках, украшавших внутренние стены пирамид, посвященных его культу. Бог имел голову этого сильного зверя, а тело его выглядело как человеческое, хотя на руках и ногах торчали острые когти. Уши всегда стояли торчком, как будто он каждую минуту был начеку. Скульпторы и художники майя раскрашивали его глаза ярко-желтым цветом.
Внезапно Балам почувствовал легкое головокружение, и образ бога прояснился в его сознании. Он ощутил тошноту и был вынужден открыть глаза. Юноше пришлось приложить усилия, чтобы рассмотреть то, что его окружало, хотя полностью это сделать ему не удалось. Напротив него сидел учитель, весь белый под этим ночным светом, таким ярким на темном фоне сельвы, и при этом казалось, что его очертания расплываются и дрожат, как будто бы его изображение отражалось в зеркале. Балам тогда подумал, что ему это снится, несмотря на предупреждение учителя, что все пережитое им будет реальным. Внезапно фигура учителя раздвоилась у него на глазах: в то время как шаман продолжал сидеть на поваленном стволе практически без движения, летучая мышь начала пробиваться из него и обрела плоть в застывшем воздухе прогалины. Это видение длилось лишь несколько секунд. Летучая мышь появилась снова, на этот раз отчетливо, выйдя, очевидно, из тела человека, и какое-то время махала крыльями, прежде чем сесть на тот же ствол, где замер в полном оцепенении шаман. Зверь был большим и казался серым при свете луны. Его блестящие глаза пристально уставились на молодого майя.
Балам попробовал заговорить, но из его горла вырвалось только хриплое урчание. Попытавшись пошевелиться, он почувствовал себя парализованным; темнота вокруг него опускалась, как непроницаемый занавес. Он подумал, что вот-вот потеряет сознание.
И почти сразу же вновь появился свет. Балам понял, что он стал сильнее, чем был за несколько минут до этого. То, что раньше являлось только тьмой, в пределах поляны оказалось для него совершенно ясным. Очертания того, что его окружало, стали более четкими, позволяющими различать детали там, где до сих пор это было невозможно. Он заметил, что резко изменился, но это его не обеспокоило. Он чувствовал себя полным сил и энергии; теперь он мог воспринимать то, что
Глаза Балама нашли глаза летучей мыши, которая все еще сидела на стволе и пристально смотрела на него. И словно это послужило сигналом — зверь захлопал крыльями и поднялся в чистом воздухе прогалины, направляясь к одному из просветов среди густо растущих деревьев, открывавшему доступ к этому магическому месту. Ягуар последовал за ним, однако за несколько метров до входа в сельву остановился, чтобы оглянуться. Он увидел себя и учителя, застывших без движения, как серебряные статуи, на тех же стволах деревьев, где они расположились, когда пришли сюда несколько минут назад.
5
Париж, 2001 год
Николь медленно шла вдоль берега Сены. Шагавший рядом с ней Жан Массар, ее жених, внимательно слушал слова девушки. Они шли, взявшись за руки, и для любого случайного прохожего были всего лишь одной из многих пар, наслаждающихся взаимной любовью нежной парижской осенью.
После эйфории, вызванной разговором с доктором Лазерром, Николь осознала, что она не может принять решения об участии в экспедиции самостоятельно. Разумеется, речь шла о ее карьере, о возможности, которая, несомненно, больше никогда не повторится, и согласие тех, кто руководил ее работой в музее, было получено. Все это было так, да, но Николь также знала, что главный приоритет для нее в этом вопросе заключался в трех буквах, составляющих имя того, кто должен был стать ее мужем. Живя на ферме, где прошли ее детство и юность, она видела, как любили друг друга ее родители и продолжали любить, потому что никогда ни один из них не ставил свои личные желания выше желаний супруга. Ее мать могла быть временами беззаботной и ветреной, а порой даже эгоисткой, но Николь прекрасно знала, что она никогда не позволяла себе расходиться во мнении со своим мужем, когда дело касалось важных вопросов.
Она не хотела говорить с Жаном по телефону о только что полученном предложении и лишь сказала ему, что у нее появились интересные перспективы на работе, которые она хотела бы обсудить с ним. «Не бери машину, — попросила она. — Лучше прогуляемся, а потом перекусим где-нибудь. Тогда я смогу тебе рассказать все в спокойной обстановке».
— …и сегодня, во второй половине дня, незадолго до того как я вышла тебе навстречу, мне позвонил Ги Лаланд, археолог, только что вернувшийся из Мексики. Похоже, доктор Лазерр не хочет позволить мне забыть об этой теме, — засмеялась она. — Лаланд рассчитывает увидеть меня завтра утром, чтобы поговорить о поездке, и он был сильно удивлен, когда узнал, что я еще ничего не решила. Он показался мне симпатичным, — заключила она, глядя в глаза Жану.
Тот посмотрел на нее молча, и оба в течение нескольких секунд не произнесли ни слова. Николь уже хорошо знала своего жениха и помнила, что его ответы редко бывают скоропалительными. Первое впечатление, которое Жан мог произвести при знакомстве — беспечный человек со вкусами юнца (волосы несколько длиннее, чем принято, неформальная одежда и автомобиль огненно-красного цвета с откидывающимся верхом), существенно менялось по мере продолжения общения с ним. Напротив, он был очень вдумчивым и по природе своей сочувствующим, всегда старался принять во внимание точку зрения других, прежде чем высказать свое суждение.
Наконец Жан повернулся к ней. На его губах играла улыбка, но главное, в его глазах сияли искорки веселья, благодаря чему Николь всегда считала их такими привлекательными.
— Очень хорошо, доктор. Мне кажется восхитительным то, что вы вручаете свою профессиональную жизнь в мои руки, особенно принимая во внимание тот факт, что я собираюсь стать вашим мужем. — Он старался быть серьезным, хотя это явно удавалось ему с трудом. — Но я должен сказать вам, что моя политика в этой области заключается в том, чтобы доверять моим сотрудникам и предоставлять им полную свободу.