Маска
Шрифт:
Лекса стряхнул пепел и, удерживая практически истлевшую за мгновение сигарету одними губами, подтянул сползающее одеяло. Оранжевые искорки испепелили остаток табака, а затем окурок отправился в снег.
— Мама разбудила меня ночью, и мы просто сбежали… — Муратов повержено опустил взгляд. — Я думаю, что отец влип в какую-то неприятную историю, и мама, всё-таки была несчастна, живя там. Не знаю, она редко возвращается к этой теме. А в городе она поменяла мне имя, отдала в обычную школу. И… Вот он, я, Алексей Муратов.
Вот, откуда он был такой дерзкий. Думающий иначе, ни на кого не похожий! Парень с другой планеты и удивительной судьбой. Это объясняло многое, и вызывало сумасшедшее доверие. Наверное, после его признания моим страхам не осталось шансов: Муратов, искренний и настоящий, а ещё очень взрослый. Продолжал вверять свои тайны такой злюке и инфантилке, как я. Моё сердце, не выдерживая его доброты, плавилось, как изоляция на тощем проводе.
Лекса трепетно обнял меня под одеялом, рассматривая мои глаза, и мы продолжили стоять в новогодней ночи. Изо рта клубился пар, а из ресторана вдруг загремела весёлая музыка. Дискотека…
— Значит, твоё настоящее имя и правда Лекса?
— Да. По паспорту я Лёша, конечно. Но хотя бы на сцене — Лекса. Если мать узнает, она будет в бешенстве, — он коварно хохотнул и посмотрел куда-то вглубь двора.
— Странно, что она ещё не знает. А как она относится к тому, что ты — музыкант? — ещё одна поразительная загадка.
— Никак. Не знает она ничего. Я дома не то, что гитару не храню, я не ношу туда струны. Нет… Не так. Я не считаю ту квартиру, где иногда приходится ночевать, своим домом. Мой дом — здесь.
Муратов указал на дверь, ведущую в репетиционную, где мы провели вместе ночь. Я осторожно сглотнула.
Он выражался прямолинейно, но от этого не грубо и без всякой обиды. Просто парень научился общаться с матерью по-особенному. Но мне стало немножко за неё обидно…
— А ты… Поздравил маму с Новым годом? — его брови резко вздёрнулись.
Да, я помню, что она с ним не разговаривала.
— А ты мне советуешь?
Но она точно любила своего сына и желала ему самого лучшего.
Ладно, не такой уж я и бесчувственный сухарь…
— Да.
Муратов задумчиво опустил уголки губ и вздохнул.
— Хорошо, я прислушаюсь, — мне понравилось, как он это сказал. Ведь цыган с прирожденным свободолюбием был вправе делать то, что ему заблагорассудится. Я чувствовала свою важность рядом с ним… Смешно это. — Нам вообще-то нужно помириться с мамой к пятому января.
Я продолжала вдыхать ещё сильно ощутимый сигаретный запах, вырывающийся вместе с тёплым дыханием из его рта, когда вникла в эту странную фразу.
— Почему именно к пятому?
Бр-р-р, как было холодно.
Мы стали возвращаться к лестнице.
— Помнишь, ты подсказала написать письмо моим родственникам? Бабушка мне ответила. Она написала, что снова приедет в город пятого
Снова? Я одобрительно кивала Муратову в ответ, пока не поняла… Подождите-ка! Бабушка-цыганка…
Вокзал? Игла? Иришка?
Лекса, глядя на моё лицо ухмыльнулся. Кажется, прочитал мысли.
— Кстати, письмо мне помогла расшифровать Янош, которую ты сегодня видела на кухне, — мы спрятались от мороза в прихожей за скрипнувшей дверью и разулись.
— Она тоже твоя родственница?
— Нет… Просто помогает не забывать родной язык, — в репетиционной тепло защипало обледеневшее лицо. — Я думал, бабушка не станет отвечать. Или письмо просто к ней не попадет. Мало ли, в каких отношениях они с местными. А ещё у нас не любят записки, договоры, всё, что с человека в письменном виде может… Взять обещание. Всё на словах должно решаться. Поэтому бабушкино письмо было трудно разобрать даже с переводчиком. Она, наверное, столько времени потратила, чтобы вспомнить хотя бы алфавит.
Лекса умиленно улыбнулся. Судя по всему, его там очень ждали…
Это действительно было очень мило. Только его мама, наверное, так бы не сказала.
— Значит, ты хочешь за спиной у мамы встретиться с бабушкой?
Стараясь не осуждать Лексу, жаждущего узнать прошлое, я прошоркала к дивану и растёрла покрасневшие ледяные коленки. Холодное одеяло упало на пол.
— Нет, не за спиной. Мама, я и бабушка встретимся в квартире в одно время и, наконец, поговорим. Только… — конечно, он что-то задумал… — Я их об этом не предупреждал.
Вот она, цыганская сущность! А я чувствовала подвох… Муратов опасливо закусил губу.
— Зачем ты так поступаешь?
Звучало ужасно. И, кажется, сказав это вслух, парень тоже засомневался в своём плане.
— По-другому они никогда не согласятся… Я хочу съездить на Родину, но мама меня не простит. Может, бабушка найдёт подход.
Забавно. Сколько я узнала о нём за эту ночь… И о себе.
Лекса-Лекса…
— Ясно. Идея — кошмар, но новое письмо вряд ли успеет дойти до твоей бабушки, — мороз отрезвил мой рассудок, и единственно верное решение крутилось теперь на языке. Муратов слегка грустно ждал вердикта. — Возьми меня с собой! Я поддержу тебя, а женщины, может, постесняются ругаться при чужом человеке.
Глава 21 «Семейные распри»
Дорогие читатели! Поздравляю Вас c днём Великой Победы!
Приятного прочтения?
Улица Водников 57, квартира 31.
Тридцать один… Тридцать один… Я оглянулась по сторонам, краем глаза выискивая, может, светловолосую дамочку, к которой собиралась проникнуть в квартиру без спроса. А может, женщину преклонного возраста в пёстрых одёжках и набором швейных иголок… Хах! Я занесла руку над кнопками домофона, но металлическая дверь запищала и стала открываться прямо на меня.