Маскарад чувств
Шрифт:
Сравнить себя с серой мышкой Лиза все-таки не смогла. Ее самобичевание еще не достигло такой степени накала. Многие говорили ей, что она хороша, особенно восхищались завораживающей чистотой ее глаз. Лиза слышала это и помнила, но другие женщины всегда казались ей красивее. Ей всегда было неловко находиться рядом с признанными красавицами, точно их присутствие превращало ее в приятный, неброский фон. Зинаида Мичурина была из тех женщин, которых любой, вошедший в комнату замечает первыми. А любовь…
«Что такое любовь? — Перевернувшись на спину, Лиза закинула руки за голову,
Ее так и передернуло от омерзения: «Да что это я?!» И вспомнилось одно из сочинений господина Пушкина, которое Лиза очень любила — «Евгений Онегин».
Сев на постели, она прошептала:
Другой!.. Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в высшем суждено совете… То воля неба: я твоя…Она шептала эти стихи, как молитву. А долгожданных слез все не было, и ничто не могло облегчить ей душу…
Лиза так и уснула, сохранив холодную тяжесть на сердце. А утром ее растолкал брат, которому не терпелось узнать подробности вчерашнего приключения. Но Лиза, не видевшая в нем ничего забавного, отвечала неохотно, и Николя быстро потерял интерес.
— Что же, — только спросил он, — больше тебе мой фрак не понадобиться? Я могу забрать его?
— Конечно, забери. Я надену что-нибудь другое, когда пойду к нему в следующий раз.
— Так будет и следующий раз? — неосторожно вскричал Николя, и она испуганно приложила палец к губам.
Оглянувшись на дверь, брат перешел на шепот:
— Значит, ты не оставляешь надежды?
Лиза уныло переспросила:
— Надежды на что?
— Но ведь ты сама говоришь, что он тебя не забыл! Помнится, еще вчера ты только об этом и мечтала. Аппетиты растут, а, сестренка?
— Оставь меня, Николя! — попросила она раздраженно. — Что ты меня мучаешь, в самом деле?
Он с обиженным видом пожал плечами:
— Да я всего лишь хотел проявить участие…
— Не нужно.
— Ну, раз не нужно!
Отвернувшись, брат пошел к двери, но Лиза не смогла вынести его поникшего вида. Она бросилась к нему и обхватила за шею:
— Ну прости, Николаша! Я просто сейчас сама не своя.
— Да уж я вижу…
— И так с трудом соображаю, так еще и голова болит, как нарочно!
— Ты очень бледная сегодня, — встревоженно предупредил он. — Как бы тетенька чего не заподозрила…
Лиза пожала плечами:
— У женщин вечно болит голова!
— Но ты-то никогда на это не жаловалась!
— Верно. Так, может, пора начать?
Они оба рассмеялись, и Лиза почувствовала, что ей стало легче. С ней ее любимый брат, и тягостное и беспросветное отступило.
«Лучше бы
— Ладно, одевайся, Лизонька, — ласково сказал Николя и, как когда-то отец, погладил ее по голове. — А я отправлюсь, проверю в каком настроении нынче тетушка. Впрочем, в любом случае тебе придется показаться ей на глаза.
— Я и не собиралась прятаться! Она ведь ни о чем не догадывается.
— Дай-то Бог, — произнес Николя с сомнением. — Она ведь хитрая бестия… Это я сразу понял.
— Какой проницательный, вы подумайте! — отозвалась Лиза язвительно, хотя на душе у нее опять сделалось неспокойно.
Однако когда она вышла к завтраку, то нашла Аглаю Васильевну более оживленной и радостной, чем когда-либо. Светлое платье и по-новому уложенные волосы делали ее помолодевшей. И причина столь праздничного расположения духа выяснилась сразу же, тетушка была не в силах ее скрывать. Вся так и сияя, она торжественным тоном объявила:
— Сегодня мы приглашены к Донским на званый обед. Это большая честь для вас, если вы не понимаете.
— Да, тетушка, конечно, — отозвалась Лиза без восторга. — Мы очень признательны за приглашение.
А Николя, уже впившийся в кусок свежайшего белого хлеба с маслом, вдруг встрепенулся:
— А это будет большой обед? Туда многие приглашены?
«Свою Наташку Офросимову надеется увидеть! — догадалась Лиза и едва смогла скрыть улыбку. — Надо же, Николя влюбился!»
Аглая Васильевна посмотрела на него с недоумением:
— Ну, откуда же мне знать, голубчик? Думаю, что не мы одни. Но наша Лиза, несомненно, является главной гостьей.
Лиза с унылым видом постучала ложечкой по верхушке вареного яйца, стоявшего перед ней в расписной подставке. Ей вспомнились собственные ночные рассуждения о том, что лучше не желать невозможного, а выйти замуж за князя и на том успокоиться. Но днем все показалось Лизе еще более нелепым и отвратительным, чем ночью. Душой и телом принадлежать этому туберкулезному ипохондрику?! Да пусть бы был хоть сто раз больным, но, если бы она любила его, это не имело бы ровным счетом никакого значения! Окажись Кузминский болен, она ухаживала бы за ним с нежностью и заботой. Но заботиться о нелюбимом… Притворно выражать сочувствие? Ей опять вспомнился любимый Пушкин: «Вздыхать и думать про себя: когда же черт возьмет тебя!»
— С чего вы взяли, тетенька, что князь Донской проявляет ко мне интерес? — спросила она вяло.
— Да ведь очевидно, душа моя! — воскликнула Аглая Васильевна с возмущением. — Зачем бы он вчера приезжал к нам с визитом, если бы не имел интереса в нашем доме.
Лиза пожала плечами:
— Ну, не знаю… Может статься, ответный визит вежливости?
— Донским ни к чему наносить такие визиты, — отрезала тетя. — Ты что, боишься поверить своему счастью? Конечно, это неожиданно, ты ведь только начала выезжать в Петербурге, и такой неслыханный успех!