Маскарад со смертью
Шрифт:
– Ах так! Это я-то курица? А кто у нас такой важный и к тому же задиристый петух? А?
Они дурачились, проваливаясь снова и снова в бесконечную пелену любовного наваждения, и только к утру заснули. Это была их первая спокойная ночь. Теперь уже не надо было торопиться домой и придумывать несусветные истории для Соломона, которые они, покатываясь со смеху, еще недавно сочиняли вместе с Броней. Не было надобности и стыдливо отводить взгляд, прочитав в супружеских глазах немой укор. Но мужа, пусть даже несчастного и обманутого… его все равно больше нет. А она – есть! Броня – есть! Жизнь – есть! Она стремительна и быстротечна, как горная река, и надо успеть ею вдоволь
Счастливая Клара по-детски улыбалась во сне. Она так и не вспомнила, что истекли девятые сутки, как не стало Соломона. Весь день его грешная душа мучилась и страдала под сводами церковного храма, но так и не услышала о себе заупокойной молитвы. А вечером она полетела домой, все еще надеясь обрести утешение в спасительном пламени поминальной свечи. Но и его никто не зажег, и тогда, оскорбленная и униженная, она унеслась прочь, покинув навсегда дом, в котором о ней забыли.
25
Голландская печь и пироги с зайчатиной
– Видите ли, уважаемый Клим Пантелеевич, последнее время с почтовой корреспонденцией в нашем городе прямо чудеса всяческие творятся. Второго дня доставили мне от матушки из Смоленска письмецо, в которое, как она пишет, на гостинцы внукам было вложено пятьдесят рублей. Но в куверте их не обнаружилось. И знаете, это уже не первый раз. Я, право, не знаю, что и думать. К приставу нашего участка я давеча обращалась, да что толку? Твердит одно и то же: «Могли вытащить на почте отправителя или по дороге. Почему обязательно у нас надо жулика искать?» Так ведь если бы я одна такая была, а то вот и модистка знакомая как-то обмолвилась, что и у нее такое злоключение случалось. Раз на раз не приходится. Но люди мне посоветовали обратиться к вам. Вы же как-никак из столицы! Не то что наши доморощенные адвокаты. Они с почтой ссориться не станут. Отыщите вора, а мы уж с мужем за ценой не постоим, заплатим, только помогите.
– А письмо у вас с собой?
– Вот, пожалуйста. – Дама с готовностью достала из сумочки письмо и передала присяжному поверенному.
Ардашев поднялся с кресла, достал из выдвижного ящика стола большую лупу с деревянной ручкой и с ее помощью стал обследовать обратную сторону конверта, поворачивая его под разным углом к солнечному свету. Потом высыпал из круглой баночки в конверт какой-то черный порошок, потряс его пару секунд и аккуратно пересыпал назад. Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь криком уличной ребятни.
– Вы правы, письмо вскрывали у нас. Полагаю, найти похитителя большого труда не составит. Для этого мне придется пройти на почту и там, на месте, во всем разобраться. Вы позволите пока оставить эту корреспонденцию у себя?
– Конечно, конечно. Но, знаете ли… матушка на старости лет стала излишне сентиментальной, и я бы не хотела, чтобы посторонние люди читали ее послание.
– Не извольте беспокоиться, в этом нет надобности. Почтовое начальство может заинтересовать лишь то место, где говорится о посланной сумме. Я думаю, уже сегодня или, по крайней мере, завтра мы сможем найти виновника кражи.
– Дай-то бог! Не откажите в признательности за доставленное вам беспокойство. – Дама положила на стол банкноту достоинством в пятьдесят рублей.
– Готов принять сие вознаграждение, но только ради удовлетворения вашей щепетильности, сударыня. Благодарю.
Ардашев, проводив посетительницу, вернулся, взял письмо, надев котелок, отправился вверх по проспекту, по-привычке слегка выбрасывая вперед трость. Он решил доставить себе немного удовольствия и
Дойдя до угла Николаевского проспекта, присяжный поверенный повернул к Европейскому переулку и дальше – к самой роще, давно превращенной заботливыми руками садовника Новака в райский, обожаемый всеми горожанами уголок. Летом здесь можно было встретить только тех, кто еще не вырвался на воды, на Черноморское побережье и тому подобные места беззаботных прогулок, флирта и прожигания заработанных за холодную зиму капиталов.
Величавые и грациозные белые лебеди неторопливо проплывали под сводчатым каменным мостом, перекинутым через овальный пруд с хрустальной родниковой водой. Безмерно важные и оттого смешные павлины, привезенные из далекой Персии, почему-то всегда напоминали Ардашеву раздутых от сознания чрезмерной значимости чиновников окружного суда в расшитых золотыми позументами мундирах.
Ротонда, фонтан, посыпанные песком извилистые дорожки тисовой аллеи, яркая до неестественности красота и благоухание крымских цветов, нескончаемое чириканье птиц создавали настроение покоя и душевного блаженства. Похожее состояние можно было сравнить только с той редкой умиротворенностью, которая посещает измученную суетой человеческую душу во время ранней молитвы в еще пустой и не разбуженной заутренним колокольным звоном церкви.
Ближе к выходу, под сенью широких кленов и раскидистых лип, в разнобой, точно исполинские сыроежки, выросли столики; по соседству с ними «толпились» смешные пузатые пивные бочонки. А рядом – разложенные на льду осетровые и севрюжьи балыки, копченая навага, аучевская малосольная паюсная и зернистая кетовая икра, кавказские раки и жирная керченская сельдь. Услужливые официанты предлагали отведать к пиву рокфор, честер, львовский, осетинский, мещерский и швейцарский сыры, а также королевских омаров, креветок, подсоленных тыквенных семечек, бубликов и соленых сухариков… Мороженое, сельтерская, соки…
Под ракушкой, на сцене, расположился духовой оркестр. Марш, полька, вальс, кадриль… Вальс, полька, кадриль и в заключение опять марш… На двух круглых тумбах пестрели афиши: «Любимец ставропольской публики – австрийский цирк «господина Макса! С его неутомимыми эквилибристами, жонглерами, дрессированными лошадьми и отчаянными гонщиками на самокатах!»… Ленивое южное лето… Город отдыхает…
У здания почтового ведомства стоял городовой и полицейская пролетка – верный знак нежданного происшествия. Поднявшись на второй этаж, Ардашев увидел начальника сыскного отделения, его заместителя, почтмейстера, уже знакомого судебного следователя Чебышева и небольшого роста, щуплого человека лет пятидесяти, с бакенбардами, лицом желтого цвета и с волосатыми родинками на щеках и подбородке. Он постоянно курил и время от времени нервно подергивал правой ногой.
– Доброе утро, господа. Не иначе как воры уже и на почту пробрались? – Широко улыбаясь, присяжный поверенный кивком приветствовал собравшихся чиновников.
– А вам, Клим Пантелеевич, откуда это стало известно? – подозрительно посматривая на Ардашева, задал вопрос Каширин.
– Ну, это совсем просто: городовой на дверях, судебный следователь, начальник сыскного отделения и даже вы, Антон Филаретович, здесь – стало быть, преступление, а поскольку нет медицинской кареты и врача, следовательно, убийством не пахнет. Ну а какое другое происшествие может быть обнаружено утром в почтовой конторе? В девяти из десяти случаев – кража, – развел руками адвокат.