Маскарад со смертью
Шрифт:
– Допросить, конечно, его надо, но пусть все-таки решение об аресте принимает судебный следователь… Зачем нам с вами лишние хлопоты?
– Как знаете. Ну, мне пора, – недовольно ответил ротмистр и, затушив в пепельнице недокуренную папиросу, вернулся к гостям.
– Итак, господа, позвольте откланяться, служба-с. Даст бог, еще одно преступление раскроем. Я убедительно прошу вас, Аристарх Илларионович, эту вещицу сохранить, поскольку она теперь – важная улика. Кстати, надеюсь, мне позволительно будет узнать, где проживает господин студент? – уточнил жандармский начальник.
– Несомненно.
– Насколько я помню, он указал дом № 37 по Госпитальной улице.
– Премногоуважаемый господин Фаворский, раз уж случайное недоразумение имело место в присутствии лиц, глубоко симпатизирующих хозяевам этого дома, то мы были бы вам весьма признательны, если бы вы соблаговолили пояснить, что означают ваши слова о раскрытии еще одного преступления? Надеюсь, вы полностью доверяете господам, сидящим с вами за одним столом? – витиевато и не без иронии обратился к жандармскому чиновнику почтмейстер.
– Что ж, извольте. Второго дня я получил по телеграфу перечень и описание драгоценностей, перевозимых французскими ювелирами. Среди них имелась и эта брошь. Господин Доршт только что полностью подтвердил мои подозрения, сообразуясь с которыми мы должны разыскать этого Никитина. Надеюсь, я достаточно внятно изъяснился, господин Расстегаев? – процедил сквозь зубы ротмистр.
Послышался звук упавшего прибора – молодая, недавно нанятая прислуга неуклюже уронила вилку, и Виолета Константиновна, будучи до чрезвычайности суеверной, не сдержалась и стала отчитывать девушку за небрежность. Да и как тут не огорчиться, если, по русским поверьям, вилка – символ злой дамы. Упал нож – придет мужчина, обронили ложку – появится женщина, полетела на пол вилка – жди коварную старуху, злодейку, колдунью. А где ведьма – там и несчастье.
– Да, да, господа, вы уж не обессудьте, но и мне придется откланяться. Владимир Карлович прав – дело важное и требует нашего присутствия. Желаю приятно провести время. – Освобождаясь от салфетки, полицмейстер тяжело поднялся из-за стола и вместе с женой отправился вслед за Фаворским.
На десерт подали ананас, клубнику со сливками, безе, яффские лимоны, пунш-гляссе, кофе по-восточному, сельтерскую воду, пастилу и мармелад производства «Абрикосова» в ярких и разноцветных обертках. В последнюю очередь внесли большой медный самовар, увенчанный заварным чайником из кузнецовского фарфора. Сласти сопровождались разговорами под шустовский коньяк, токайское, вишневый и кизиловый ликеры.
– Получается, что эти два жутких преступления раскрыты? – спросил почтмейстер, смакуя из маленькой рюмочки терпкий напиток.
– Что вы имеете в виду? – уточнил Гайваронский.
– Ну, как же, если верить слухам, то виновник убийства Жиха – уже почивший актер Абрашкин, которого в последствии убрал его же сообщник. Теперь ясно, что это студент Никитин. А ранее эта же парочка, переодевшись в горцев, организовала нападение на поезд. Так?
– Ну, допустим. А что вас удивляет? – недоумевал собеседник.
– Не сходится пасьянс! А как же тогда ставропольская премьера
– Очень просто: спектакль закончился, и артист верхом или в фаэтоне отправился навстречу идущему поезду, чтобы вместе с поджидающим его сообщником совершить налет. Согласны? – без затруднений нашел ответ начальник акцизного управления.
– Можно, конечно, успеть, но тогда придется загнать лошадей, чтобы так быстро оказаться в двух с половиной верстах от станции «Кавказской». Никакой извозчик на это не пойдет. Да и как в таком случае назад добираться? Это же решительно невозможно! – Не дождавшись ответа от Гайваронского, Расстегаев обратился к Ардашеву:
– А какие у вас, Клим Пантелеевич, есть на этот счет версии?
– События последних дней переплелись в такой клубок, что распутать их будет не просто. Действительно, кой-какие соображения у меня имеются, но мнение мое субъективно, а значит, носит характер возможной случайности. Нам же в конечном итоге необходимо установить истину, то есть такие обстоятельства, которые не оставят места для вероятностных умозаключений. А скоропалительные гипотезы и преждевременные выводы могут привести в итоге к напрасным страданиям ни в чем не повинных людей.
– Ох, и мастер вы, Клим Пантелеевич, говорить загадками. Ответили, будто с тронной речью выступили, а определенного так ничего и не сказали, – усмехнулся Расстегаев.
– Элоквенция – несомненное достоинство лучшего адвоката губернии. Я бы сказал, его конек. А что, Клим Пантелеевич, уделите мне пять минут вашего драгоценного времени? – натянуто улыбаясь, предложил Доршт.
– С удовольствием, но лучше в саду, – согласился присяжный поверенный.
На свежем, пахнущем распустившимися ночными фиалками воздухе было хорошо и спокойно. Собеседники уселись на скамью.
– Итак, Клим Пантелеевич, я выполнил все ваши условия по приобретению драгоценностей у Клары Жих по ценам, значительно превышающим их фактическую стоимость. Мне это стоило почти всех сбережений. Более того, я был вынужден продать акции двух золотых аргентинских приисков, хотя их котировки только за последние три недели поднялись на двадцать процентов! А что я мог поделать, если таково было ваше требование? Но теперь объясните, пожалуйста, как мне быть с тем фактом, что струной именно моего пианино был задушен Соломон? Что мне говорить полиции? – нервно раскуривая сигару, вопрошал биржевой маклер.
– Действительно, Вениамин Яковлевич, я обнаружил на месте преступления струну с купленного вами музыкального инструмента, но это отнюдь не означает, что именно она является орудием убийства Соломона Моисеевича. Мне кажется, что ее оставили там умышленно, для того чтобы пустить следствие по ложному пути и бросить тень подозрения как на приказчиков магазина, так и на покупателя фортепьяно.
– Вы не представляете, Клим Пантелеевич, какой тяжелый камень с души свалился! А то я думал, что всех собак на меня повесят, – изрядно волнуясь, бормотал обрадованный Доршт. – Разрешите еще один вопросец полюбопытствовать?