Маскарад со смертью
Шрифт:
Да и что мог дать, кроме бесконечных любовных откровений, этот бедный и по-своему несчастный студент? Скорее всего, после отдыха на водах ей очень хотелось, чтобы за ней кто-то продолжал ухаживать. Волею божьей таковым оказался ее репетитор. Но с этим Фаворским она чувствовала себя совсем по-другому. Он казался сильным и смелым, а рядом с ним было удивительно спокойно и почему-то немного торжественно, как на пасхальной службе в Казанском кафедральном соборе.
Вероника называла его Володей и сама этому не верила. Все без исключения, и даже губернатор, величали его либо по имени-отчеству, либо «господин ротмистр». Он был учтив, но холоден с окружающими
Всю ночь после этого вечера она не могла уснуть, и только под утро пришел сон, сладкий и светлый, со всеми красками лета, пеньем птиц и легким шуршанием листвы вековых дубов Бибердовой дачи. Снилась Сипягина мельница, Архиерейский пруд, пустая лодка, заводь, зловещий омут, но… лилии почему-то не было. От необъяснимого страха она проснулась и бросилась к распахнутому окну, будто могла разглядеть на серой булыжной мостовой белоснежный цветок.
А город спал. Тепло и тихо. Только слышно, где-то далеко прогремела железными колесами бричка да хрипло залаял разбуженный ночными прохожими старый пес. В эту минуту она поняла, что встречи с Михаилом не избежать. Будучи воспитанной самой отвечать за свои поступки, Вера решила последний раз встретиться с бывшим возлюбленным и сказать ему честно, что их больше ничто не связывает.
Еще сегодня, проходя мимо полуподвального помещения, которое снимал репетитор, она бросила в открытую форточку записку с указанием места и времени встречи. Вот теперь она и ждала Михаила на скамейке Воронцовой рощи, у самого пруда, пытаясь любоваться парой грациозных и важных белых лебедей. Но безмятежный вид птиц не успокаивал, волнение сковывало, а мелкая дрожь время от времени пробегала по всему телу.
– Здравствуй, любимая! – откуда-то сзади раздался знакомый голос, и, теряя самообладание, студент начал осыпать поцелуями руки Вероники.
– Ну, будет, будет, перестань. Везде же люди. Увидят – донесут отцу, – освобождаясь от цепких объятий, раздраженно проговорила молодая девушка, что не ускользнуло от наблюдательного кавалера.
– Я думал, неправду говорят, что ты увлеклась этой жандармской крысой, а стало быть, так оно и есть, да?
– Я должна тебе сказать, что мы больше не можем встречаться. Это мое окончательное решение. Вот, – на одном дыхании произнесла Вера и сделала попытку встать, но не смогла. Крепкие, как стальные оковы, руки намертво приковали ее к спинке скамьи. – Отпусти, – жалобно попросила она.
– Ты знаешь, в тот вечер, когда ты не пришла, я долго ждал, а потом ноги меня сами понесли к нашему месту. А там, представляешь, кувшинки уже не было, – едва дыша, проговорил влюбленный молодой человек.
– Значит, так судьбе угодно, – не поднимая глаз, почти прошептала девушка.
– Послушай меня. Я не хочу с тобой расставаться и сделаю все, чтобы мы были вместе. Знай, просто так я тебя ему не отдам! Обещай мне, что ты все-таки еще раз подумаешь и только потом дашь окончательный ответ. Слышишь! Не сейчас! – Его глаза, казалось, полностью вылезли из орбит, студент побелел до синевы, и на обтянутом кожей лбу вдруг вздулась невесть откуда появившаяся огромная вена. Ей стало страшно. Потупив взор, она молча кивнула.
– Вот и умница, – быстро сменив тон, почти пропел репетитор. – Возьми на память о наших встречах эту брошь. Я купил ее для тебя. – Как фокусник, он разжал еще недавно пустую ладонь, и там… О чудо! Сидела бабочка! Точно как живая, но вся из драгоценных камней и тонких пересекающихся
Она посадила бабочку на руку, с восхищением рассматривая удивительное украшение, как вдруг почувствовала необъяснимую тревогу и волнение, словно ледяное дыхание потустороннего мира коснулось ее лица. Вероника оторвала голову от броши и взглянула ему вслед как раз в тот момент, когда Михаил обернулся. «И все-таки он очень добрый!» – успокоила себя девушка, продолжая любоваться чудным творением мастера.
28
Званый ужин
Аристарх Илларионович Высотский кроме увлечения прекрасным полом имел еще одну слабость – много и вкусно поесть, но до настоящего гурмана явно не дотягивал и слыл обычным чревоугодником. И даже выписанный из Парижа повар Мишель частенько обиженно отводил взгляд, когда глава семьи, откушав его нового блюда, пытался угадать, из чего же оно приготовлено. Вот и сейчас, в самый разгар праздничного ужина по окончании строгого поста, граф решил похвастать мастерством «заморского кулинарного чародея».
– Ну, братец, удружил! Такой вкуснятинки пробовать мне еще не приходилось. Тут тебе и укропчик с петрушечкой, и лимончик, и рыбка. Надо же, обычная баранина, а какая утонченность! – вытирая блестящие от жира губы белоснежной салфеткой, с удовольствием рассуждал хозяин дома.
– Монсеньор, то не есть бараньина, то есть тельятьина, сваренный вместе с раковье мьясо, – коверкая слова, пояснял расстроенный француз.
– А я что говорю? Маг, кудесник и чудотворец! Даже меня, хитреца старого, умудрился обмануть! Так сумел замаскировать раков с телятиной, что поди различи! Сказано – Франция! – Откинувшись на спинку стула, довольный Аристарх поднял бокал ароматного Шато-Икем.
– За границей, господа, скажу я вам, не только еда другая, там и к людям отношение не то, что в России, – накладывая в чистую тарелку артишоки, фаршированные шампиньонами, поддержал беседу полицмейстер. – Вот обратил я как-то внимание, что в католических храмах установлены скамейки и всю службу можно в удобстве провести. Зато у нас набьются, как грузди в бочке, и толкаются… Старикам-то совсем нестерпимо всю службу выстоять.
– Самоочевидна, Ипполит Константинович, ваша правота. Но возьми попробуй лиши русского мужика этих неудобств и дай ему европейские условия, так он и вовсе обленится и перестанет не только в церковь ходить, но и работать. А там вообще бузить начнет и пойдет снова «красный петух» гулять по усадьбам да поместьям, – вторил полицейскому чиновнику начальник акцизного управления.
– Вероятно, Аполлинарий Матвеевич, вы в некотором роде заблуждаетесь. От неустроенности и бытовых неурядиц человек становится злее, раздраженнее, и ждать от него смирения и постижения духовного совершенства бесполезно. А если уж вы хотите усмирить и окультурить русского крестьянина, то не мешайте ему чувствовать себя полноценным хозяином земли. Пусть сам решает, где ему пахать и что сеять. А вот когда он разбогатеет, то не только храмы, но и театры с музеями строить начнет. Главное – уберечь его от заморской революционной чумы и не позволить вовлечь в вооруженное противостояние государству. В противном случае Россия погибнет, а на ее месте вырастет уродливая и кровавая тирания, – закончил рассуждения Ардашев и принялся за аппетитно пахнущее блюдо из телятины, цветной капусты и вареных раков.