Маскарад со смертью
Шрифт:
– Вы правы, Клим Пантелеевич, – взволнованным голосом заговорил почтмейстер. – Мой заместитель – Афанасий Федорович Тюлькин, – кивнул в сторону дымящего папиросой невысокого почтового служащего Расстегаев и продолжил: – Сегодня утром обнаружил, что дверь в его кабинете взломана, ящик стола, в котором хранился ключ от сейфа с ценностями, – открыт, ну и сейф, понятно, тоже нараспашку. Государственных казначейских билетов на сумму почти сто тысяч рублей – и след простыл. Так-то. Сторож клянется, что кроме него в здании ночью никого не было. Окна в кабинете Афанасия Федоровича были закрыты изнутри на шпингалеты. А деньги только вчера вечером поступили, для дальнейших выплат по уездам. Ну и чтобы не было кривотолков, скажу: мы вместе с господином Кашириным опрашивали сторожа, он рассказал, что сам господин Тюлькин покинул контору примерно в восемь тридцать, перед уходом они разговаривали и руки у моего заместителя
– Позволите осмотреть кабинет?
– Да, конечно, Клим Пантелеевич, пройдемте. – Не ожидая разрешения Чебышева, Константин Виленович на правах хозяина ведомства повел за собой адвоката.
Обычный кабинет чиновника средней руки ничем примечательным не отличался. Письменный стол у окна, на нем пустой подсвечник, приборы, какие-то бумаги и выдвинутый наполовину ящик. В углу напротив стыдливо выставил на всеобщее обозрение пустые внутренности распахнутый сейф. От денег остался лишь брошенный бесполезный мешок с осыпавшимся красным сургучом. У самого входа на трех ногах возвышалась старая, слегка покосившаяся деревянная вешалка, а чуть поодаль – конторская этажерка с кипой толстенных серых картонных папок.
Ардашев раскрыл окно и свесил голову вниз, пытаясь что-то рассмотреть сверху.
– Вот видите, Клим Пантелеевич, вор взломал фомкой дверь, – указывая на отломанный кусок планки у самой двери, взялся объяснять следователь. – Затем отмычкой вскрыл ящик письменного стола (единственный ключ от него господин Тюлькин носит всегда собой), завладел ключом от сейфа и, забрав деньги, преспокойно покинул кабинет через окно.
– Да, но окна были закрыты изнутри на шпингалеты, – вмешался в рассуждения следователя Поляничко.
– Совершенно верно! – явно торжествуя победу над несмышлеными коллегами, согласился судебный следователь и добавил: – Обратите внимание на эту маленькую лужицу на подоконнике…
– Вы хотите сказать, что преступник подложил под шпингалет кусочек льда и только потом захлопнул снаружи окна? – опередил следователя присяжный поверенный.
– Именно так, – растерянно протянул Чебышев и стал похож на обиженного ребенка, которому не дали дорассказать придуманную им самим увлекательную историю.
– Но для того чтобы закрыть снаружи окно, держа в руке сумку с деньгами, ему понадобилась бы лестница или, по крайней мере, ходули, так как межэтажный выступ почти полностью отсутствует и на нем устоит разве что воробей. Значит, согласно вашей версии, должен был быть сообщник, – рассуждал адвокат, раскрывая коробочку монпансье.
– Что ж, это обстоятельство еще более подтверждает мои доводы, – горячился следователь.
– А как же тогда похититель смог сюда попасть? – внес в расследование свою лепту Каширин.
– Скорее всего, зашел перед окончанием рабочего дня и где-то спрятался. Ну, допустим, под лестницей, – встрял в разговор молчавший до сей поры хозяин кабинета.
– Весьма вероятно, – кивнул начальник сыскного отделения и, достав табакерку, вытащил щепоть душистого зелья, потер крупицы подушечками пальцев и, прикрыв глаза, с наслаждением вдохнул обожаемый вишневый аромат.
Ардашев, ведомый каким-то внутренним чутьем, был полностью во власти захватившего его поиска разгадки преступления и, не обращая ни на кого внимания, предпринимал только ему понятные действия. Спрятав конфеты в карман, он стал на стул и попытался разжечь керосиновую лампу, висевшую посередине, но это ему так и не удалось. Поболтав ее, он оставил светильник в покое. С помощью извлеченной из перочинного ножа отвертки адвокат раскрутил внутренний замок стола, снял с него верхнюю крышку и через складную лупу внимательнейшим образом изучил механизм. Не обращая внимания на удивленные взгляды, он подошел к голландской печи в три аршина высотой, и с довольным видом похлопал ее по белым поливным изразцам и, открыв у основания чугунную дверцу, проговорил:
– Добротная печь, господа, не так ли? – И, выдержав паузу, обратился к Расстегаеву: – Не могли бы вы, Афанасий Федорович, одолжить мне на время ваше зеркальце?
Слегка смутившись, почтмейстер все же передал адвокату требуемую вещицу.
– Разрешите, господин Тюлькин, позаимствовать ваши спички? – вновь попросил Ардашев.
Хозяин кабинета передал коробок адвокату с видом, будто расстался с фамильными драгоценностями.
Интригуя чиновников малопонятными просьбами, присяжный поверенный подошел к печи, засунул в ее чрево левую руку с зеркальцем, а правой, с зажженной
Присяжный поверенный, с лицом, достойным трубочиста, выглядел довольно комично но, несмотря на это, оставался вполне серьезен:
– Вот, господин Тюлькин, и пропавшие из вашего сейфа деньги. Не изволите ли их пересчитать?
В воздухе повисла пауза. Ардашев тем временем старательно вытирал лицо белым батистовым платком с вышитыми инициалами, быстро превратившимся в черную грязную тряпку. Первым опомнился Каширин и, стрелой метнувшись к печи, вытащил за горловину туго завязанный мешок, ослабил веревки и высыпал на паркет содержимое… Пачки банкнот горкой лежали на полу.
– Доннер веттер! – почему-то по-немецки беззлобно выругался Поляничко.
Судебный следователь непонимающими глазами блуждал вокруг, не в силах объяснить произошедшее.
– Кто же деньги-то украл? – вырвалось против воли у помощника начальника сыскного отделения.
– Надеюсь, господа, мы вместе придем к верному ответу. – Ардашев сел за стол, и со стороны могло показаться, будто умудренный жизнью начальник проводит совещание. – Видите ли, сегодня утром ко мне явилась расстроенная до крайности дама… Оказалось, что ее корреспонденцию довольно часто вскрывают и похищают деньги, высылаемые ей матушкой. Полиция на жалобы никак не реагировала, а зря… Ведь тогда, вполне возможно, сегодняшней кражи могло бы не случиться… Итак, для начала мне предстояло ответить всего на один вопрос: «Где вскрывают запечатанный конверт: в почтовом ведомстве отправителя или на почте адресата?» От этого зависело, удастся ли мне найти жулика или нет. Видите ли, господа, существует три самых распространенных способа вскрытия конвертов. Их знание служит исходной точкой для данного исследования. Ну, во-первых, его можно вскрыть, подержав над паром, либо воспользоваться вторым способом – если вдоль языка конверта положить полоску пропускной бумаги и опять-таки разместить над паром, и, наконец, подвести под язык конверта очень острый нож, которым и разрезают склеенные части. Ну, а потом после этого надо его снова заклеить. Мои соображения основывались на том, что обыкновенно при заклеивании конверта по краям его языка от клея и растворяющей его воды или слюны образуется тонкая блестящая полоска. Если письмо вскрыто до наложения штемпеля в месте отправления, допустим, в Смоленске, то типографская краска штемпеля должна была лечь поверх этой блестящей полоски, и наоборот. Я исследовал конверт под очень сильной лупой, используя боковое дневное освещение, и оказалось, что блестящий слой клея лежал поверх штемпеля Смоленской почтовой конторы. Следовательно, его вскрыли здесь, в Ставрополе. Этот случай далеко не единственный. Сам жулик не имел представления о дактилоскопии, уже несколько лет широко применяемой во всем мире, а с прошлого года и повсеместно в России. Именно поэтому внутри конверта остались его отпечатки пальцев, и мне не составило труда проявить их с помощью порошка графита. Я предполагал, что вместе с вами, Константин Виленович, мы возьмем отпечатки пальцев у тех сотрудников почты, кто имел непосредственное отношение к работе с письмами. Но… Кража денег из сейфа лишь помогла установить злоумышленника наверняка, и поэтому нам стоит перейти к ней. Признаюсь честно, меня озадачил сам способ хищения, а версия Александра Никаноровича первое время казалась вполне приемлемой, но только лишь до того момента, пока я не выглянул в окно. Во-первых, не было даже малейшего выступа, на котором должен был находиться злоумышленник. А следов лестницы, приставленной к оштукатуренной фасадной стене здания, я тоже не увидел. Можно, конечно, было пофантазировать, представив преступника на ходулях, но это скорее подходит для австрийского цирка господина Макса, нежели для человека, рискнувшего пойти на преступление, наказуемое каторгой. – Присяжный поверенный встал, подошел к окну и, заложив руки за спину, некоторое время молчал, разглядывая прохожих, потом резко повернулся и продолжил: – Но у преступника не было выбора – карточные долги.
– Вы бы уж не томили, господин присяжный поверенный. А? – взмолился Каширин. Но адвокат оставил его реплику без внимания.
– Вор перехитрил сам себя, хотя ему казалось, что он все продумал до мелочей, и следствие пойдет в ошибочном направлении, в особенности если учесть налитую на подоконник воду. Исходя из объяснений господина Тюлькина, он ушел домой в восемь тридцать, когда уже стемнело, значит, тот, кто орудовал в кабинете после него, должен был либо воспользоваться лампой (но в ней не оказалось керосина, совершенно ненужного летом), либо свечой (и ее в кабинете не оказалось), либо, на худой конец, спичками – однако их сгоревших остатков я не нашел.