Маскарад
Шрифт:
— М-м-м… а в здании случайно нет тайных ходов?
Андре посмотрел на Агнессу, склонив голову набок.
— Кто тебе это сказал?
— Прошу прощения?
— Кое-кто из девушек поговаривает, будто такие тайные ходы действительно существуют. Эти же девушки, разумеется, утверждают, что видят Призрака постоянно. Иногда даже в двух местах одновременно.
— Но почему они видят его чаще других?
— Наверное, ему доставляет удовольствие смотреть на молодых красоток. Они вечно практикуются в самых неподходящих местах. Не говоря уж о том, что от голода они и так полусумасшедшие.
— А тебя разве Призрак не интересует? Ведь
— Ходят слухи, что все это могло быть делом рук доктора Поддыхла.
— Но ведь его тоже убили!
— А может, он сам повесился? В последнее время доктор выглядел очень угнетенным. Да он и всегда был со странностями. Нервный такой. Однако без него будет трудновато. Вот, я принес тебе старые программки. Может, что-то пригодится, ты ведь не очень давно в Опере.
Агнесса смотрела на него невидящим взглядом.
Был человек — и нет человека. А люди первым делом думают о том, сколько теперь будет проблем и как бы его побыстрее заменить.
Шоу должно продолжаться. Все это говорят. Здесь эту фразу повторяют на каждом шагу. Частенько с улыбкой, но за маской улыбки таится серьезность. При этом никто не уточняет, почему оно должно продолжаться. Но вчера, когда хористы возмущались и требовали денег, все знали, что они все равно не откажутся петь. Это была но более чем игра.
Шоу продолжалось. Она слышала множество историй на эту тему. К примеру, о шоу, продолжавшемся во время пожара, когда ревущее пламя испепелило полгорода, когда на город словно бы из ниоткуда свалился дракон, когда Анк-Морпорк сотрясали кровавые уличные беспорядки. Рухнули декорации? Шоу продолжается. Скончался ведущий тенор? Обратись к зрителям: может, найдется среди них студент консерватории, который знает партию, и дай ему Великий Шанс —паренек с радостью за него ухватится, а предшественник пускай себе стынет за кулисами. Но почему? В конце концов, это ведь не более чем представление. В нем нет ничего такого важного. И все же… шоу продолжается. Все принимают это как данность и даже не задумываются над истинностью или ложностью высказывания. Как будто в головах у людей сплошной туман.
И все же… ночью кто-то учил ее петь. И таинственный незнакомец распевал на сцене, когда все давно уже разошлись. Агнесса попыталась представить себе, что этот голос принадлежит убийце. Не получилось. Может, она тоже заразилась этим туманом в голове и просто не хочет, чтобы это был убийца? Каким человеком надо быть, чтобы, с одной стороны, так тонко чувствовать музыку, а с другой — убивать людей направо-налево?
Агнесса праздно перелистывала старую программку, когда ее внимание вдруг привлекло одно имя.
Она быстро перелистала следующие странички. То же имя встретилось еще несколько раз, в списке исполнителей. Не на каждом представлении и не на главных ролях, но оно было там. Как правило, этот человек играл хозяев гостиницы или слуг.
— Уолтер Плюм? — повторила она. — Уолтер? Но… он ведь не поет?
Протянув программку собеседнику, она указала пальцем на имя.
— Что? О нет! — Андре рассмеялся. — О боги… наверное… наверное, это просто имя такое, вроде как подходящее для программки. Иногда актеру приходится выступать в очень маленькой роли, и, может, он не хочет, чтобы эту роль связывали с его именем… Наверное, в таком случае в программке пишут, что роль исполняет Уолтер Плюм. Во многих театрах есть такое имя. Вроде А. Н. Оним. Удобно для всех.
— Но… почему именно Уолтер Плюм?
— Думаю, это началось как шутка. Разве можно представить себе Уолтера Плюма на сцене? Андре ухмыльнулся. — В этом его дурацком берете?
— А что он сам об этом думает? Ведь используют его имя!
— Ну, вряд ли он против. Хотя кто может знать…
Тут со стороны кухни послышался грохот, хотя больше он напоминал крещендо — долгое растянутое звяканье, сопровождающее начало опрокидывания горы тарелок. Оно продолжается, пока кто-то пытается остановить процесс, обогащается новой, отчаянной темой, когда этот человек осознает, что у него не три руки, и заканчивается «шурум-бурум-шурум» одной-единственной чудом уцелевшей тарелки, вращающейся и вращающейся на полу.
— Уолтер Плюм! — разгневанно воскликнул женский голос.
— Простите госпожа Скоба!
— Он еще цепляется за кастрюлю, проклятая тварь! Отпусти, говорю, жалкое насеко…
Судя по звуку, теперь на пол посыпались столовые приборы. Потом послышался резиновый «чпок».
— Куда, где?!.
— Не знаю госпожа Скоба!
— Мерзкий котяра, а ты как сюда попал?!
Повернувшись к Агнессе, Андре печально улыбнулся.
— Пожалуй, она слегка перегибает палку, обзывая его такими словами, — сказал он. — Бедняга слегка не в своем уме.
— Честно говоря, все, кого я здесь встретила, подпадают под это определение, — пожала плечами Агнесса.
Андре опять ухмыльнулся.
— Согласен, — кивнул он.
— Я к тому, что все здесь ведут себя так, словно, кроме музыки, на свете вообще ничего не существует! Сюжеты опер абсолютно глупы! В половине историй все держится на том, что человек не узнает собственную жену или служанку просто потому, что та надела крохотную маску! Толстые дамы исполняют роли чахоточных девиц! А игра актеров? Разве это можно назвать игрой?! Ничего удивительного, что все принимают как данность, когда я пою вместо Кристины, — по сравнению с тем, что творится в самой опере, это практически нормально! Здесь у всех искаженное оперовоззрение! И на двери следовало бы повесить табличку: «Здравый смысл оставьте за порогом»! Если бы не музыка, все это выглядело бы просто нелепо!
Внезапно Агнесса осознала, что Андре смотрит на нее с типично оперным выражением лица.
— Разумеется, ведь так оно и есть. Ведь важно только шоу, — сказала она уже спокойнее. — Все это сплошное представление.
— Опера и не претендует на реалистичность, — произнес Андре. — Именно этим она отличается от театра. Здесь никто не говорит тебе: «А сейчас притворись, что это поле боя, а тот парень в картонной короне на самом деле король». Единственное предназначение сюжета здесь — это заполнить промежуток до следующей арии.
Перегнувшись через стол, Андре взял ее руку в свою.
— Должно быть, для тебя это большое потрясение, — сказал он.
Никогда прежде ни один мужчина не прикасался к Агнессе, разве только чтобы отпихнуть ее в сторону или отобрать конфету.
Она поспешно выдернула свою руку.
— Я, э-э, лучше пойду, порепетирую…
Она почувствовала, как краснота начинает свое победоносное шествие снизу вверх.
— Тебе и в самом деле замечательно удается партия Йодины, — похвалил Андре.