Маскарад
Шрифт:
— Пошли обратно к госпоже Ладе.
— Отлично, — согласилась нянюшка. — Но может, сначала все же перекусим? Готовят здесь неплохо, хотя сама еда — какой-то сплошной завтрак круглые сутки. Понимаешь, о чем я?
Когда они встали, со сцены донесся некий звук. Вернулся Уолтер, сопровождаемый слегка потолстевшим Грибо. Не замечая наблюдателей, юноша продолжил мести сцену.
— Первое, что мы сделаем завтра, — сказала матушка, — пойдем навестим Козлингера, этого специалиста по ещегодникам. Я приняла решение и знаю, что с ним делать
Бросив пристальный взгляд на невинную, погруженную в уборку фигуру на сцене, она про бормотала себе под нос:
— Что же такое ты знаешь, а, Уолтер Плюм? И что ты видел?
— Ну разве это было не поразительно?! — воскликнула Кристина, плюхаясь на свою кровать.
Ее ночная рубашка, как заметила Агнесса, была белой. И чрезвычайно кружевной.
— Да, действительно, — ответила Агнесса.
— А вызовы!! Господин Бадья утверждает, что меня вызывали больше раз, чем кого-либо другого, кроме госпожи Хихигли!! О, я так перевозбудилась, что наверняка не смогу заснуть!!
— Выпей теплого молока, — посоветовала Агнесса. — Я едва втащила эту кастрюлю по лестнице.
— А цветы!! — воскликнула Кристина, не обращая внимания на чашку, которую Агнесса поставила возле ее кровати. — Господин Бадья сказал, букеты начали поступать сразу после представления!! А еще он сказал…
Кто-то негромко постучал в дверь.
Кристина поправила кружева.
— Войдите!!
Дверь отворилась. Шаркая ногами, вошел Уолтер Плюм, полупогребенный под букетами цветов.
Сделав несколько шагов, он споткнулся о собственные ноги, качнулся вперед и уронил букеты. Затем в немом замешательстве уставился на девушек, резко повернулся и направился к выходу.
Кристина захихикала.
— Прошу прощения г-госпожа! — извинился Уолтер.
— Спасибо, Уолтер, — поблагодарила Агнесса.
Дверь закрылась.
— Ну разве он не странный?! Ты обратила внимание, как он на меня смотрел?! Не найдешь ли ты какую-нибудь вазу для цветов, Пердита?!
— Конечно, Кристина. Всего-то идти — семь лестничных пролетов.
— А я в награду выпью это чудесное молоко, которое ты для меня приготовила!! А в нем есть специи?!
— Специи? О, само собой, — хмыкнула Агнесса.
— Но это ведь не настойка вроде тех, которые готовите вы, ведьмы?!
— Э-э, нет, — ответила Агнесса. В конце концов, в Ланкре пользовались исключительно свежими травами. — Э-э… Похоже, для всех цветов ваз не хватит, даже если использовать подсебятник.
— Какой подсебятник?!
— Подсебятник… ну, знаешь. То, что ты используешь по ночам, чтобы далеко не бегать.
— Ты такая смешная!!
— Кроме того, все равно его у нас нет, — добавила Агнесса, краснея до корней волос.
Тем временем Пердита внутри ее расчленяла Кристину на части.
— Тогда расставь те, что от графов и лордов, а остальными я займусь завтра!! — велела Кристина, поднимая чашку.
Взяв чайник, Агнесса направилась к двери.
— Пердита, дорогая!! — окликнула Кристина. Чашка замерла на полпути к ее губам.
Агнесса повернулась.
— Знаешь, мне все-таки показалось, что ты пела немножко громковато!! Слушателям приходилось напрягаться, чтобы услышать меня!!
— Извини, Кристина, — покорно ответила Агнесса.
И зашагала вниз по темной лестнице. В этот вечер на каждом втором пролете в маленьких нишах поставили по свечке. Без них на лестнице царил бы полный и непроницаемый мрак, но свечи наполнили углы хищно прыгающими тенями.
Добравшись до раковины, что располагалась в маленьком алькове рядом с кабинетом управляющего сценой, Агнесса наполнила чайник.
И вдруг кто-то запел.
Это была партия Пикадилло из того самого дуэта, который исполняли три часа назад. Однако сейчас пели без музыкального сопровождения и тенором такой чистоты и такого сладкозвучия, что Агнесса даже выронила чайник. Холодная вода пролилась на ноги.
Некоторое время она слушала, не замечая, что сама тихонько напевает партию сопрано.
Песня закончилась. Послышались гулкие шаги, вскоре затихшие в отдалении.
Подбежав к входу на сцену, Агнесса мгновение колебалась, а потом все же отворила дверь и отважно ринулась в гигантскую сумрачную пустоту.
Немногие еще горящие свечи озаряли зал, как звезды озаряют небо в ясную ночь. На сцене не было никого.
Она вышла па середину сцены и вдруг остановилась. Дыхание у нее перехватило от внезапного потрясения.
Она чувствовала раскинувшийся перед ней зрительный зал — огромное пустое пространство. Пространство издавало звуки, словно где-то неподалеку похрапывал бархат (если, конечно, бархат может храпеть).
Это была не тишина. На сцене никогда не бывает полной тишины. Это был шум, производимый миллионами других звуков, которые так до конца и не затихли, — громом аплодисментов, увертюрами, ариями. Они изливались… обрывки мелодий, заблудившиеся аккорды, фрагменты песен.
Она отступила на шаг и едва не отдавила кому-то ногу.
Агнесса резко повернулась.
— Андре, это глупая…
Кто-то отпрянул.
— Прошу прощения госпожа! Агнесса выдохнула.
— Уолтер?
— Прости госпожа!
— Ничего, пустяки. Просто ты… застал меня врасплох.
— Я и сам тебя не заметил госпожа!
В руках Уолтер что-то держал. К удивлению Агнессы, предмет, выделявшийся своей темнотой даже на фоне окружающего полумрака, оказался котом. Словно старая тряпка, он свешивался с рук Уолтера и довольно мурлыкал. Зрелище было кошмарное — все равно что увидеть, как кто-то беспечно сует руку в электрическую мясорубку проверить: и чего это вдруг она остановилась?