Маскарад
Шрифт:
Пальцы матушки так и застряли на полпути к шляпе.
— Ничего подобного! — только и смогла сказать она.
Затем матушка посмотрела вниз. Разнообразные тела стонали или издавали тихие булькающие звуки.
— Ну и ну, — пробормотала она. но тут же взяла себя и руки, — Думаю, госпожа Плюм, — решительно заявила она, — нам понадобятся горячая вода и изрядное количество бинтов, а также хорошая острая игла, чтобы наложить швы. Не можем же мы допустить, чтобы эти бедолаги истекли здесь кровью, пусть
Вид у госпожи Плюм был предельно напуганный.
— Бедным старушкам свойственно милосердие, госпожа Плюм, — напомнила матушка.
— Я разведу огонь и разорву пару простыней, — предложила госпожи Плюм. — Не знаю, удастся ли найти иглу…
— С этим можешь не беспокоиться.
Матушка пошарила в полях шляпы, извлекла оттуда некую подозрительного вида шпильку и опустилась на колени возле поверженного вора.
— Она, правда, довольно ржавая и к тому же тупая, — добавила она, — ну да что поделаешь. Придется обойтись подручными средствами.
Игла ярко сверкнула в лунном свете. Круглые испуганные глаза неудачливого воришки сфокусировались сначала на игле, потом на лице матушки. Тело судорожно задергалось — это верные ключицы предприняли попытку закопать своего хозяина в булыжник мостовой.
Наверное, и хорошо, что в этот момент никто больше не видел матушкиного лица, закрытого тенями.
— Что ж, а сейчас мы будем творить добро, — произнесла она.
Зальцелла всплеснул руками.
— Ну а что, если он появится в середине акта? — воскликнул он.
— Хорошо, хорошо, — ответил Бадья, засевший за своим столом, будто в окопе. — Я согласен. После представления вызовем Стражу. Без вариантов. Просто надо будет попросить их соблюдать, гм, некоторую секретность.
— Секретность? Вы когда-нибудь стражника встречали?
— Хотя вряд ли они что-то найдут. Он пришел по крышам и таким же образом скрылся, это наверняка. Кем бы они ни был. Бедный, бедный доктор Поддыхл. Он очень любил Оперу, всегда так переживал за нее, вечно ходил какой-то бледный…
— Ну, по-моему, сегодня в бледности он превзошел самого себя. Правда, уже не ходит, — хмыкнул Зальцелла.
— Это не смешно!
Зальцелла перегнулся через стол.
— Смешно вам или нет, но мы в театральном мире. И люди здесь суеверны до крайности. Достаточно любого пустяка — вроде того, что кого-нибудь убьют на сцене, — и все развалится на мелкие кусочки!
— Во-первых, его убили не совсем на сцене. И во-вторых, мы не можем с уверенностью утверждать, что это было убийство! Он был очень… угнетен. Ну, то есть в последнее время.
Агнесса была потрясена, но не столько смертью доктора Поддыхла, сколько собственной реакцией. Смотреть на покойника было неприятно, она испытала настоящее потрясение, но еще больше ее потряс собственный интерес к происходящему — к тому, как люди реагируют, как двигаются, что говорят. Словно бы она стоит в сторонке от самой себя и наблюдает за происходящим вокруг.
Кристина же, напротив, просто рухнула в обморок. Как и госпожа Тимпани. Хотя над Кристиной суетилось гораздо больше людей, чем над примадонной, — несмотря на то что госпожа Тимпани весьма подчеркнуто падала в обморок и даже несколько раз. Надо отдать ей должное, в конце концов она довела-таки себя до истерики. Однако никому и в голову не пришло, что Агнесса тоже может переживать по поводу случившегося.
Кристину отнесли в кабинет Зальцеллы и уложили на диван. Агнесса принесла миску с водой и полотенце и протирала Кристине лоб. На самом деле все просто: одним суждено, чтобы их укладывали на удобные диваны, а другим только и остается, что суетиться вокруг с полотенцем.
— Через две минуты поднимают занавес, — произнес Зальцелла. — Я пойду, поговорю с оркестрантами. Мне известно, где их искать. «Нож в спине» — их любимый трактир, он прямо через дорогу. Еще аплодисменты не успели затихнуть, а эти свиньи уже сидели там и опрокидывали по первой…
— А они смогут, ну, того самого, играть?
— Этого они никогда не умели, так что не вижу причин, с чего бы им сегодня вдруг научиться, — пожал плечами Зальцелла. — Но они музыканты. И мертвец может вывести их из равновесия лишь в одном-единственном случае: если грохнется им прямо в пиво. И даже в этом случае они будут играть. От прибавки за мертвые души еще ни один из оркестрантов не отказывался.
Бадья подошел к красиво раскинувшейся на диване Кристине.
— Как она?
— Слегка заговаривается, но… — начала было Агнесса.
— Чашечку чаю? Чаю? Чашечку чаю кто-нибудь желает? Нет ничего лучше чашки чая, нет, вру, о, я вижу, диван занят, шучу-шучу, я никого не хотела обидеть, но, может, кто-то и в самом деле не против выпить чашку чаю?
Агнесса в ужасе оглянулась.
— Ну, лично я бы от чайку сейчас не отказался, — с поддельной бодростью ответил Бадья.
— А ты, госпожа? — нянюшка подмигнула Агнессе.
— Э-э… нет, большое спасибо… ты что, теперь здесь работаешь? — спросила Агнесса.
— Нет, просто пришла подменить госпожу Плюм, которая решила взять выходной, — нянюшка опять подмигнула. — Я госпожа Ягг. Не обращайте на меня внимания.
Последние слова, по-видимому, несколько успокоили Бадью. В конце концов, появляющиеся ниоткуда разносчицы чая представляли сегодня по сравнению со всем остальным минимальную угрозу.
— Ну у вас тут и дела творятся, — продолжала нянюшка. — Прям не опера, а граный гигноль какой-то. — Она подпихнула локтем Бадью. — Ты не обижайся, это по-заграничному. «Кровища по всей сцене», значится, — с готовностью объяснила она.