Маскарад
Шрифт:
Броуди выпустил из рук серую рубашку негра. Боже, как ему хотелось поверить, что все это правда!
– Как зовут малыша? – хрипло пробормотал он.
– Жан-Люк Этьен Жардин.
– Жан-Люк. Люк… – Имя ему понравилось.
Но действительно ли Жан-Люк – его сын? Этот вопрос не давал Броуди покоя. Когда он вышел из мастерской, ноги сами понесли его на Ройал-стрит и остановились перед домом Жардинов. В прохладном воздухе уже пахло близким дождем. Броуди приблизился к деревянным воротам, немного поколебался и… вошел в темную галерею, похожую
Из спальни доносились приглушенные звуки женских голосов. Броуди весь обратился в слух. Внезапно раздалось агуканье младенца. Донован встрепенулся и, подойдя к открытым дверям, заглянул внутрь.
В комнате царил полумрак. Через пару минут глаза Броуди привыкли к темноте, и он увидел туалетный столик из палисандрового дерева, на котором лежали серебряные гребни. Донован понял, что попал в женскую спальню… Что это? Радостный детский смех? Броуди обернулся на звук и заметил детскую колыбельку, накрытую тонкой противомоскитной сеткой. Малыш, сидевший в колыбели, громко гулил и пускал пузыри.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Донован приблизился к колыбели. Его сердце выпрыгивало из груди, в горле застрял комок.
Когда Броуди откинул сетку, малыш изумленно посмотрел на него широко раскрытыми глазами, потом сморщился, словно раздосадованный появлением чужака, и замахал шелковым покрывальцем. Волосы у него были густые и отливали рыжиной.
Броуди погладил младенца пальцем по пухленькой щечке.
– А ты красавчик, Жан-Люк!
Донован хотел убрать руку, но малыш схватил его за палец и восторженно залопотал, пытаясь привстать.
Броуди улыбнулся.
– Ты пока еще маловат, чтобы вставать.
Но все-таки подхватил малыша под мышки и поставил ножками, обутыми в хорошенькие вязаные пинетки, на матрас. А в следующую секунду уже неловко прижимал мальчугана к груди. Длинная льняная рубашонка малыша задралась, и Броуди, поправляя ее, пробормотал:
– Почему никто не скажет твоей маме, что ты в этом наряде похож на девчонку?
Малыш опять весело загулил.
Донован усмехнулся.
– Хотя нет… ты настоящий мужчина, сразу видно!
Жан-Люк завороженно уставился на рот и подбородок Броуди и вдруг схватил его за нижнюю губу. Донован осторожно разжал пальчики сына и пощекотал его коротенькую шейку. Жан-Люк расплылся в улыбке. Броуди чуть не заплакал от счастья. Он прижался губами к виску младенца, от которого пахло свежестью и молоком.
Неожиданно у Донована возникло чувство, что за ним наблюдают. Он обернулся и посмотрел через плечо на дверь. На пороге стояла Адриенна, одетая точно так же, как в тот раз, когда он встретил ее на кладбище. Черный цвет оттенял белизну кожи и был ей очень к лицу.
Броуди долго не находил слов. Взгляд Адриенны, которая незаметно зашла в спальню и видела, как он играл с ребенком, был прикован к лицу Донована.
– Я пришел посмотреть на моего сына, – наконец хрипло произнес он.
Адриенна не промолвила ни слова. Черты ее были по-прежнему бесстрастны, но в глазах блеснули слезы счастья и гордости. Если у Броуди и оставались последние сомнения насчет того, чей это младенец, то теперь они рассеялись окончательно.
В темном небе блеснула молния, а вслед за этим раздался страшный раскат грома, от которого задрожали оконные стекла. Жан-Люк захныкал, испуганно кривя ротик. Когда же громыхнуло еще раз, он заревел в голос и потянулся к матери. Донован неохотно отдал Адриенне ребенка и с завистью глядел, как малыш цепляется за нее, а она ласково его успокаивает.
Хлынул ливень. Резкий ветер подхватывал брызги и заносил их в открытые двери и окна. Броуди понимал, что ему пора уходить, но не мог сдвинуться с места. Сердце его щемило от тоски, несбыточные мечты теснили грудь.
– Адриенна! – В коридоре раздался шелест шелковых юбок. – Почему Жан-Люк плачет? Что случилось?
Адриенна попятилась к дверям и крикнула, оглянувшись:
– Ничего особенного! Его просто гроза напугала, тетя Зизи!
И с мольбой посмотрела на Броуди: дескать, уходи!
Поколебавшись, он погладил Жан-Люка по шелковистым волосам, легонько провел пальцами по нежной, теплой руке Адриенны и… почувствовав, что еще немного – и он не выдержит, бросился к лестнице, которая вела в крытую галерею.
Выбежав на улицу, Броуди прислонился спиной к деревянным воротам и долго стоял под проливным дождем. Мысленно он все еще был в спальне Адриенны, держал на руках младенца и чувствовал, как крошечные пальчики хватают его за губу. Сын… У него есть сын!
Лицо Броуди озарялось улыбкой, а по щекам, сливаясь с каплями дождя, текли слезы.
19
Экипаж проехал по Кэнал-стрит, за которой начиналась часть города, принадлежавшая янки. Эмиль Жардин сидел, гордо выпрямив спину, на кожаном сиденье и напряженно смотрел вдаль. Давно потухшие, мертвые глаза Эмиля оживали, только когда при нем упоминали про Броуди Донована. Сейчас его глаза оживленно блестели.
Эмиль сжал серебряный набалдашник трости.
– Этот адвокат… как бишь его… – Старик раздраженно прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя юриста.
– Гораций Тейт, – подсказал секретарь Эмиля Симон Варнье, чья безупречность давно набила окружающим оскомину.
– Вот именно! – Рука вновь опустилась на набалдашник.
Эмиль носил эту трость больше по привычке, чем по необходимости. В юности он не расставался со шпагой. Тогда все аристократы ходили с оружием. Теперь он был для таких забав староват, да и привычка носить оружие вышла из моды, но, сжимая в руках трость, старик чувствовал себя уверенней. Если ему хотелось привлечь к себе внимание, он стучал тростью об пол. Кроме того, он пользовался ею вместо указки, а порой, когда властного старика возмущала нерасторопность слуг, и вместо дубины.