Маски зверя
Шрифт:
– Ну, не знаю...
– задумался и братишка.
– А как ты ей предложишь?
– Я скажу, что товара сейчас мало, и мы ей оставим записи, что где и для чего надо в каких количествах, чтобы она постепенно запомнила. Или ещё что-нибудь придумаю.
– И ты собираешься сидеть всю ночь, чтобы написать всё это?
– Собираюсь. Хм. Хотя... Можно предложить ей заменить нас на один-два дня, а взамен подарю ей одну из шалей Лены. Потому что нам позарез надо найти того Зрячего и индейцев. Ведь тогда мы сможем передать им Лену и эту девочку, а уж дальше они сами сумеют, без нас.
– И когда ты собираешься
– Как только приедем домой.
– Слишком поздно, - с сомнением сказал Димыч.
– Ты лучше позвони, когда в машине Семёна будем. Тебе никто мешать не будет.
Так и сделали. Семён, судя по его кратким репликам, решил, что мы приехали к старому цеху разыскать свою подружку или знакомую, которую теперь надо довезти до дому, поскольку она в невменяемом состоянии. Его больше заинтересовало, что происходит на месте у развалин. Узнав о страшной катастрофе, он только вздохнул.
Только он развернул машину к городу, как навстречу помчались машины с мигалками - скорые, полиция, пожарные... Когда мы пролетели мимо, я поёжилась...
Сидела я на заднем сиденье машины, обнимая девочку и, честно говоря, больше думая о том, как её встретит Лена, чем о том, чтобы позвонить Аделии. Но мысль о завтрашнем дне и необходимой свободе передвижений перевесила. Я взялась за телефон.
– Чё надо?
– хмуро спросила Аделия.
– Привет, - спокойно сказала я.
– Аделия, я знаю, ты обожаешь эксклюзивные вещи. Тебе нужна шаль с узором, который в нашем городе никто не сумеет повторить? По словам твоей тёти, одна такая стоит несколько тысяч. Ты получишь её даром. Почти.
– Так, и чего ты хочешь?
– оживилась бывшая коллега.
– Мне нужно, чтобы ты завтра посидела до обеда в магазине.
Пауза подсказала, что Аделия задумалась. Следующая реплика показала глубину её размышлений: она лодырь, но не дура.
– А если Регина узнает?
– Я ей с утра позвоню. Скажу, что покупателей мало. Она не приедет и про тебя не узнает.
– "В конце концов, дальше дома с магазином мы не уйдём", - вздохнула я.
– А шаль в самом деле такая раритетная?
– подозрительно спросила Аделия.
– В самом.
– Во сколько приезжать?
Закончив разговор, я показала брату, вопросительно взглянувшему в зеркальце, большой палец. Он кивнул и отвернулся. А я как-то непроизвольно погладила по жёстким седым волосам нашего найдёныша.
Сдаётся мне, что девочка - тоже ребёнок Лены. Дочка. Наверное, гиены похитили целую семью... Завтра утром мы передадим "индейцам"-миротворцам Лену и девочку, а потом расскажем о пьяном пацане. И - умоем руки: свой долг выполнили - спасли тех, кого сумели... Любопытно, а кто тот - небритый? Как и давно ли нашли его "индейцы"? Или он сам от удивления подошёл к ним и спросил, кто они такие?.. Но Лена сказала - Зрячие. И сказала так, словно она давно о них знает. Значит, есть в нашем мире люди, которые чуть ли не издревле общаются с "индейцами" и гиенами? Фу... В такие дебри залезла, не зная конкретики, не опираясь на факты...
В будние дни родители в это вечернее время обычно смотрят детектив по телевизору. Так что нам должно повезти: мы спокойно пронесём девочку в мою комнату, уложим её на моё кресло-кровать и даже наверняка сумеем не разбудить Лену.
Но всё пошло не так.
Приехали затемно, Семён помог вынуть
Когда я открыла Димке с его ношей подъездную дверь, машина Семёна мягко уплыла в темноту, осветив на прощание дорогу перед домом.
Только добрались до квартиры, только открыли дверь - картина маслом: мама стоит у приоткрытой двери в мою комнату. На стук входной обернулась, ахнула тихонько и поспешила навстречу, не забыв закрыть дверь в комнату.
– Дети, что случилось?
– испуганно глядя на девочку, которую держал Димыч, спросила она шёпотом, оглядываясь на коридор - видимо, боялась, что папа услышит.
– Мама, она переночует у нас до завтра, ладно?
– обречённо спросила я. Мама, конечно, не откажет в помощи, но я очень не хотела, чтобы она видела найдёныша вдобавок к Лене. Не хотела, чтобы она беспокоилась.
– Девочке пришлось сбежать, как и Лене, но они обе и правда у нас только до завтра.
Мама прижала ладони ко рту и всё же повернулась, чтобы открыть дверь моей комнаты.
И Димка первым догадался спросить:
– Мам, а ты-то чего испугалась?
– Эта ваша Лена...
– Мама глубоко вздохнула и покачала головой.
– Никогда такого не видела! Никогда... И ещё... Она здоровая ли? Не болеет?
– Истощена!
– решительно сказала я.
– Мам, я сейчас девочку уложу, а потом выйду, и ты мне всё расскажешь, ладно?
– А с девочкой что? Может, врача вызвать?
Вот тут я совсем растерялась. И сама об этом думала по дороге... Но как вызвать к найдёнышу врача скорой, если нет ни документов, ничего, что бы указывало на её личность? А вдруг девочка ещё и анатомического строения другого? И запоздало пожалела, что не вызвала скорую там, на месте пожара. Врачи бы осмотрели девочку, а мы бы сказали, что она шапочно нам знакомая, что мы сами её домой отправим... Эх... Кулаками после драки не машут. Поэтому я сердито из-за собственной недогадливости сказала:
– Она просто устала очень. Ей покой нужен, мам.
Димка шагнул в комнату, в которой горела настольная лампа с ненавязчивым, уютно домашним светом, и я поняла, почему мама испугалась.
Брату было некогда приглядываться. Он выполнял то, о чём мы договорились по дороге: положил девочку в разложенное кресло, сразу натянул на неё лёгкое одеяло и только после этого выпрямившись, осмотрелся. Оторопел, как и я.
Как всякий любитель вязания, я хомяк. Это значит, что у меня не только шкафы ломятся от пряжи, скупленной при распродаже, но и по всей комнате есть свои заначки. Когда в "моём" магазине оставался один или два мотка от отдельного привоза, их уценяли и выбрасывали в специальную коробку при кассе. Покупатели с удовольствием брали такие на шапочки или на шарфы, а то и для совсем маленьких детей. Когда случалось уценить два одинаковых мотка, я скрупулёзно изучала их, прикидывая, на что они могут подойти. И, если пряжа мне очень нравилась (а нравилась мне пряжа именно в два мотка, к которым потом ещё один докупить можно), я покупала уценку себе и складывала пряжу в большую корзину, с которой папа осенью ходил по грибы.