Масонская проза
Шрифт:
– Как и всегда. Это последнее испытание. Не могу сказать, что полностью одобряю применяемые методы, но если препятствовать инициативе снизу, подчиненные растеряют рабочий энтузиазм.
– То есть ты хочешь сказать, что телеграмма фальшивая? – гневно воскликнул Гавриил.
– Ну это же духи лжи, в конце концов, – был ему тихий мягкий ответ. – Подожди. Сейчас вместе посмотрим.
Мужчину привели в чувство при помощи нюхательной соли и бренди. Очнувшись, он застонал.
– Вспомнил, всё вспомнил… – прошептал он.
– Да
– Если… если… – тихо подсказал ему Сатана, словно учитель ученику на школьном утреннике.
– Если пожелаете, – раздраженно добавил доктор и уставился на Сатану, шепча одними губами: – Кто с ним беседует, я или вы?
– А не все равно? – тоже одними губами ответил ему Сатана.
– Если пожелаю? – прохрипел человек на кушетке.
– Да, и если уполномочите меня сделать это, – ответил врач.
– А что тогда станет со мной?
– Вы просто избавитесь от всех видов боли. Итак, вы меня уполномочиваете?
– Нет, будьте вы прокляты!
Доктор просиял, но продолжил сухо и грубовато:
– Тогда можете идти.
– Идти? Куда, черт возьми?
– Это уже не мое дело. Эта комната мне нужна для других пациентов.
– Ну если так, то действительно, наверное, я… – Он застегнул воротничок мятой фланелевой рубашки, скатился с кушетки и проковылял к двери, где обернулся и весомо обронил: – Слушайте, я хочу сказать кое-что. Я хотел сказать, что я заклинаю вас сохранить сие без предубеждения… на Страшном суде… я заклинаю, чтоб вы знали… заклинаю…
Какое требование он выдвинул, троица не расслышала, потому что доктор, побалтывая в бутылке коньяком, вытеснил его из комнаты, и они удалились, продолжая что-то обсуждать вполголоса.
– Ну что же, – сказал Сатана. – Вот вы и насладились во всей полноте испытанием на предельную деформацию разрыва.
– И что теперь? – спросил Гавриил.
– А тебе зачем знать? – ответил Сатана вопросом на вопрос.
– Затем, что сказано: «и Зло восплачет».
– Я уже говорил: все равно все в конце концов вернутся ко мне, – горько ответил Сатана.
Сохраняя видимое спокойствие, но изнутри лучась радостью, вмешался Азраил:
– В мои обязанности входит распределение Милости. Где она здесь?
Сатана только рукой махнул.
Трое остались ждать в комнатке с фаянсовым умывальником и стеклянными шкафами, заставленными баночками и бутылочками. Под кроватью лежали кислородные баллоны, а воздух был пропитан эфиром. Они сидели там так долго, что спертый дух томительного ожидания и безнадежности постепенно проник и к ним, наложив на все вокруг свою мягкую лапу, сперва приглушив свет их нимбов, затем пригнув их головы к груди и, наконец, наложив нестираемый отпечаток тусклой тени на все их фигуры, хламиды, мечи и крылья, оставив в конце концов гореть только их глаза.
Первым издал стон
– Ну сколько еще? Сколько?
Сатана прикрыл голову крыльями и молчал. Из-за приоткрытой двери доносились шум и крики. Потом вошла медсестра, ведя за руку неуверенно ступавшую женщину.
– Я не могу! Нельзя! – Женщина сопротивлялась и пыталась освободиться от рук медсестры. – У меня здесь назначена встреча! Я должна встретить поезд в семь-двенадцать. Правда, должна. Вы не понимаете, это очень важно! Отпустите, а? Пожалуйста, отпустите. Можете забрать мои бриллианты, все-все!
– Сейчас полежите чуть-чуть и успокоитесь. А я принесу вам чаю, – ворковала медсестра.
– Чаю? А откуда мне знать, что это не отрава? Вы же меня отравите! Точно отравите. Отпустите, иначе я позову полицию. Я им скажу… я скажу… Боже мой, кто же меня выслушает наконец? Дик, Дик! Они меня хотят напоить чем-то! На помощь! Помоги мне, Дик!
Постепенно отчаянный крик уступил хриплым всхлипам, она, задыхаясь, шептала медсестре:
– Сестричка, простите за то, что я так раскричалась. Я больше не буду, честное слово, не буду, но только отпустите меня, а? Можно, я только встречу поезд в семь-двенадцать – и всё? Через минуту сразу буду у вас. Я буду хорошо себя вести. Уберите руку, пожалуйста. Ну можно?
Но было нельзя. Медсестра подула ей на лоб, седеющие волосы разлетелись, и под ними проступило Предначертание. Тело женщины обвисло: она засыпала.
– Ну что за глупости, – бормотала она. – Хорошо, но только на минутку… главное – чтобы я не опоздала к поезду в семь-двенадцать, потому что… потому что… не забудьте!.. Я заклинаю вас сохранить сие без предубеждения… до Страшного суда… заклинаю… – Она замолчала. Медсестра посмотрела, как до нее – Калкиил, прямо в глаза Сатане и приказала:
– Давай!
Сатана кивнул. В дверь постучали, поскреблись, и а потом в нее протиснулся потертый человечек, который недавно вышел из нее с заклятьем на устах.
– Извините, – сказал он. – Кажется, я забыл здесь шляпу.
Женщина на кушетке проснулась и повернулась к нему из-под руки:
– Какое это теперь имеет значение, дорогой?
Трое снова оказались в вихре всепоглощающей Пустоты: двое были слегка потрепаны, третий выглядел виновато.
– Что это было? – разглаживая перья, спросил Гавриил.
– Ну вообще-то нам попросту указали на дверь, – ответил Сатана.
– Указали на дверь? – воскликнул Азраил.
– Это если еще не говорить о твоем начальстве, – заметил Сатана. – Ты сам то видел, что медсестра – это Руяэль? Я буду жаловаться, в письменной форме и официально.
Но Азраил только взглянул на него – и он осекся.
– Мне кажется, что выяснится, что она находится под защитой статьи, которую ты так доходчиво объяснил нашему юному другу. Там все завязано на толкование слова «кто».