Масонская проза

Редьярд Киплинг (1837—1936) очень хорошо известен российскому читателю, в первую очередь, как автор великолепных детских и «взрослых» произведений колониального жанра. Все читали или, по крайней мере, видели или слышали о «Маугли», других произведениях из «Книг джунглей» и «Сказок просто так», кое-кто читал его романы «Ким», «Свет погас» и сборник «Инвалид жизни», многим знакомы его эпические, героические или напротив – шуточные и написанные в фольклорном духе стихи.

Хорошо знают Киплинга как «певца колониализма», барда «бремени белого человека», бытописателя конфликта цивилизаций, своеобразного историософа

Многие ценят в нем страстного и мудрого поэта – последнего романтика в преддверии наступления крайне неромантической эпохи.

Но мало кто знает или помнит, что немалую роль в биографии и творчестве Киплинга играла его принадлежность к масонству – викторианскому, консервативному, клубному, типично английскому масонству, в котором он неизменно видел огромный потенциал именно как в острове сохранения братства и высокоученого диалога в надвигающемся кошмаре мировых потрясений ХХ века.

Большая часть жизни Киплинга была связана с журналистской и конторской работой в обширных в то время колониях Великобритании – в Индии и Южной Африке. В Ученики масонского Ордена он был посвящен в 20 лет 15 апреля 1886 г. в индийском Лахоре, переведен в степень Подмастерья 6 мая и возведен в степень Мастера – 6 декабря того же 1886 г. Это произошло в ложе «Надежда и Усердие» №782, где, по словам самого Киплинга, вместе с христианами-англичанами собирались местные индуисты и сикхи. Практически сразу Киплинг начал активно писать в масонских журналах Индии и Англии, стал заметным масонским автором, и к концу 1887 г. уже был членом организаций высших степеней – ложи Мастеров Метки и капитула Царского Свода, но что важнее всего – сначала ассоциированным, а затем полноправным членом и даже секретарем старейшей в мире исследовательской лондонской ложи «Quatuor Coronati» (Четверо венценосцев), оплота масонской науки, объединяющего наиболее выдающихся масонских ученых.

Р. Киплинг занимал административные посты в Окружных великих ложах Пенджаба, а затем Бенгали, поскольку переехал в Аллахабад, где и издал свои первые сборники стихов и сказок, сразу завоевавшие популярность у читателей всех возрастов в колониях и метрополии. С 1890 г. он уже вел жизнь популярного писателя в Лондоне и участвовал в работе местных лож. Киплинг не разрывал связей с масонством всю свою жизнь – ее можно фактически месяц за месяцем проследить по отчетам о посещении им лож в Англии, Индии, Франции, Южной Африке, США, Германии и других странах. Он принимал участие в качестве журналиста в Первой мировой войне, оставил несколько сборников рассказов о ней, получил Нобелевскую премию по литературе, получил множество почетных титулов в масонских организациях всего мира и всего лишь за 10 дней до смерти был вынужден отказаться принять звание почетного председателя «Писательской ложи», потому что явно ощущал приближение смерти.

Среди «масонских» произведений Киплинга первое место занимают его героические баллады «Мой неотесанный камень», «Виндзорская вдова», «Ложа-мать», «Дворец» и другие, продолжающие, с одной стороны традицию масонских застольных песен, заложенную Р. Бернсом, а с другой стороны, воплощающие романтические идеалы В. Скотта. Особое место занимает чуть ни единственная получившая в мире известность повесть о масонстве и масонах «Человек, который мог бы стать королем», видимо, не в последнюю очередь потому, что она была гениально экранизирована с Ш. Коннери и М. Кейном в главных ролях.

Но в данном сборнике читателям предлагается впервые познакомиться с рассказами, написанными Р. Киплингом о масонстве и масонах Англии и ее колоний непосредственно после Первой мировой войны, а через речь героев – с их жизнью времен самой войны. Здесь отразились идеалы Киплинга (столь редко реализуемые в нашем мире) в том, что касается предназначения масонства, его роли духовного стержня и точки сборки для всех свободомыслящих людей добрых нравов и развитого ума. Киплинг вместе с читателем рыдает над искалеченными судьбами героев и жертв войны, воспевает их песней погребальной тризны и вместе с тем – эпическим гимном воскресения и возрождения к счастью.

Кроме четырех рассказов о быте масонской ложи «Вера и Труд» из сборника «Дебет и кредит», сюда включены и две иронические философские новеллы о быте персонажей христианской мифологии в годы мировых потрясений начала ХХ века.

Е. Л. Кузьмишин

Я зашел в зоомагазин купить себе канарейку, и там он впервые заговорил со мной и посоветовал взять птичку поскромнее оперением.

– Цвет – он от кормления зависит, – сказал он. – Если не знаете, чем кормить, он и сойдет весь. Уж извините, но я канарейками много занимаюсь. – И вышел. Я даже не успел поблагодарить его.

Это был человек средних лет с сединой в волосах и короткой темной бородкой, похожий на силигем-терьера в серебряных очках. Уж не вспомню почему, но я запомнил его лицо и голос, и поэтому, через несколько месяцев столкнувшись с ним на мостках, до отказа забитых членами клуба рыболовов, спускавшимися к Темзе, узнал его, обернулся и кивнул.

– Спасибо за совет, тогда, насчет канарейки, – сказал я. – Я им воспользовался.

– Правда? – радостно переспросил он через лежащую на плече удочку. – Отлично! – И толпа оттеснила его от меня.

Где-то через год я заглянул в табачную лавку прочистить намертво забившуюся трубку.

– Так-так-так! И как там ваша канарейка? – воскликнул человек за прилавком. Мы пожали друг другу руки и одновременно продолжили: – А как вас зовут?

Его звали Льюис Холройд Берджес из «Берджес и Сын», как я, наверное, уже прочел на вывеске, но сын погиб в Египте. Борода у него, казалось, еще почернела, а волосы еще побелели по сравнению с тем, что было, и глаза немного запали вглубь.

– Так-так-так, – продолжил он. – Надо же, один человек на миллион встречается снова и снова чудесным образом, а остальные вот не встречаются, да? (Потом он рассказал мне, что его сын Льюис погиб и почему его окрестили Льюисом.) Когда человек в годах, что ему остается? Не так и много. Разве что хобби. – Он перевел дыхание. – Мы рыбачили вместе. Ну и с канарейками то же самое. Мы их разводили по цветам, добивались темно-оранжевого окраса. Я потому с вами и заговорил тогда, если помните. Но я всех птичек распродал. Так-так-так. Ну что ж, давайте посмотрим, что у вас там с трубкой.

Он склонился над моей трубкой и приступил к работе уверенными движениями хирурга. В лавку зашел солдат, что-то сказал ему шепотом, выслушал ответ и вышел.

– Ко мне сейчас много солдат ходит, и кое-кто из них принадлежит к Цеху, – сказал мистер Берджес. – У меня сердце разрывается, когда приходится продавать им этот табак. С другой стороны, из пяти тысяч и один-то человек вряд ли по-настоящему знает толк в табаке. Бывает, что разбираются, да, но толка в нем не знают. Вот ваша трубка. Вы бы за ней получше ухаживали, чем раньше. Она того стоит. Во всяком деле нужна последовательность, нужен ритуал. Как будете мимо проходить, пожалуйста, заходите, всегда буду рад. У меня всегда найдется пара вещей, которые вам могут быть интересны.