Масштабные ребята
Шрифт:
Скоро директор школы Григорий Антонович вернулся из Якутска. Все экзамены он сдал хорошо, а русский вытянул только на тройку. Это потому, что Григорий Антонович все время думал про школу. С таким трудным классом, как наш, можно было вполне схватить двойку, а то и кол. Так говорили в школе все.
Учебный год подходил к концу и наш директор разрывался на части. Григорий Антонович не знал, куда пристроить ребят на практику.
На весь ПГТ было только одно предприятие — промкомбинат. Называли его «пром» только для вида. Промышленностью там даже и не
Не знаю, как остальные классы, а наш класс в промкомбинат принимать не хотели. Туда брали только с художественным вкусом. В нашем классе вкус был только у Леньки Курина, да и то с каким-то сатирическим оттенком.
Директор школы по целым дням звонил кому-то по телефону, доказывал, убеждал, разъяснял.
Все ребята очень нервничали и переживали. Слухи по школе ходили один лучше другого. За какую-нибудь неделю мы были и дворниками, и заготовителями грибов, и ловцами бродячих собак.
А еще говорили, будто директор школы и наш Пал Палыч хотят отправить нас в тайгу на строительство какого-то нового рабочего поселка. У этой идеи сразу нашлись защитники и противники. Отец Манича, например, заявил, что он ни за что не отпустит своего сына из ПГТ.
— Тоже умники! — говорил он. — Пускай сами едут и сами воспитываются.
Отец Леньки и мой были «за». Ленькин отец заходил к нам по какому-то делу и прямо при всех сказал:
— Пускай едут! Может, там из этих дураков людей сделают!
Моя мама промолчала. По-видимому, она имела свое мнение, но не хотела вмешиваться в разговор и подрывать при мне авторитет мужчин.
В ПГТ считали, что с отъездом в тайгу уже все на мази и тут вдруг из Якутска пришла в школу бумага. Директору школы запретили проводить нашу практику в тайге и предложили «изыскать резервы на месте».
Все пошло снова, как в сказке про белого бычка.
Как-то после обеда ко мне примчался Ленька Курин и сказал:
— Колька, кричи «ура»!
Ленька поднес к своей голове средний и указательный пальцы и пощелкал в воздухе, будто ножницами.
— Чики-чики-чик. Теперь дошло?
В голове у меня мелькнула страшная мысль, но я сразу же отбросил ее.
— Ничего не понимаю!
— Эх, ты! — сказал Ленька. — Мы будем парикмахерами. Уже все решено.
В моей душе что-то оборвалось и покатилось вниз.
— И ты радуешься!
— А что! — беспечно сказал Ленька. — Я буду дамским парикмахером. Так завью твою Ирку-маленькую, что закачаешься!
Я едва сдержал себя.
— Во-первых, Ира-маленькая не моя, — сказал я. — А во-вторых, я с парикмахерами дела не имею! Понятно?
Что было дальше, мне трудно и больно рассказывать. Мы с Ленькой наперебой называли друг друга ослами, свиньями, бегемотами, верблюдами и в конце концов разошлись заклятыми врагами.
Я думаю, теперь уже навсегда.
И снова мне стало горько и тошно без Леньки. Ленька жил где-то внутри меня. Я не мог без него ни есть, ни пить, ни дышать. Но жизнь есть жизнь. Человек должен быть готовым к любым, даже самым страшным ударам.
В школе нам не давали ни ходу, ни проходу. Только выйдешь из класса, уже кричат:
— Бобрик!
— Полубокс!
— Падеспань!
Мы гордо несли свои головы и не обращали на невежд никакого внимания. Они даже не знали, что падеспань не стрижка, а танец.
После ссоры со мной Ленька подружился с Маничем.
Это было очень странно. Манич не имел никаких моральных принципов. Когда его спрашивали — хочет он быть парикмахером или не хочет, — Манич отвечал: «Кем мне скажут, тем я и буду».
И все же я немного сомневался — зачем нашему поселку столько парикмахеров? За один день тридцать парикмахеров могут побрить и подстричь весь ПГТ. Если же мы постараемся и будем перевыполнять нормы, будет еще хуже. Каждый день придется брить и стричь по три раза всех наших мужчин, женщин и детей. С этим, я думаю, в ПГТ никто не согласится.
Мы решили поговорить по душам с нашей классной ИО. После уроков мы подошли в коридоре к Зинаиде Борисовне и спросили:
— Правда, что мы будем парикмахерами, или неправда?
Зинаида Борисовна очень смутилась и снова назвала нас, как первоклассников.
— Дети, — сказала она, — еще ничего не решено. Мы вам объявим…
После неудачного разговора с ИО я решил взять инициативу в свои руки и лично сходить в нашу дамскую и мужскую парикмахерскую.
Парикмахерскую я посещал редко. Дома у нас была своя машинка. Когда мама приезжала из тайги и воспитывала меня за свой счет, она сама стригла меня. Мама у меня мастер на все руки.
Я не пожалел десяти копеек и, не откладывая дела в долгий ящик, пошел на разведку. Парикмахерская была в самом конце Малой Садовой, возле промкомбината.
В одной и той же крохотной комнате помещался мужской и дамский салоны. Тут было загадочное царство ножниц, щипцов для завивки, пудры, замусоленных баночек с кремами и ядовитых, как серная кислота, одеколонов.
Когда я пришел, хозяин этой лаборатории Арон Маркович брил приезжего охотника-якута и мне пришлось подождать. Арон Маркович не торопился. Клиенты от него не убегали. Вокруг на тысячи километров другой парикмахерской не было.
Я вошел в салон и, немного робея, сел в кресло. Я боялся всего острого и блестящего, особенно шприцев и щипцов, которыми дергают зубы.
Арон Маркович взял в руки ножницы, пощелкал, как Ленька Курин, над головой и начал стричь. Арон Маркович никогда не спрашивал школьников, как их постричь. Если приходил первоклассник, Арон Маркович стриг «под нуль», то есть наголо, если мальчишка был из третьего класса, — оставлял ему маленький чубчик. Семиклассников и всех остальных Арон Маркович стриг под «полечку».