Мастер-арфист
Шрифт:
Фэкс взглянул на мастера Лобирна пристально и обеспокоенно, бросил на Робинтона презрительный взгляд и отошел. Робинтон с облегчением вздохнул.
— Нет, вы только гляньте на него! Так и ищет случая унизить тебя на глазах у всего холда, — заметил Лобирн. — Этого я терпеть не стану. Это отвратительно влияет на дисциплину во время занятий. Но если ты захочешь вспомнить уроки самообороны и потренироваться вместе с Малланом, будет неплохо. Для вас обоих. И для учеников тоже.
— Думаю, мастер, я так и сделаю, — сдержанно ответил Робинтон.
Теперь сомнений не осталось: Фэкс за что-то затаил против него злобу. А может, он вообще
С этого дня Маллан принялся тренировать Робинтона; изредка Робинтону удавалось одолеть Маллана, но все же второй подмастерье был намного искуснее и проворнее. По крайней мере, оба они научились в случае нужды действовать быстро, без промедления.
Перевал занесло снегом, и поддерживать связь с внешним миром теперь можно было лишь при помощи барабанов. А потому на Робинтона как на подмастерье возложили вечернюю восьмичасовую вахту. Оказалось, это самая неприятная из всех его обязанностей. На вышке от промозглого холода не спасала даже постоянно горящая жаровня. Поскольку холд Плоскогорье был высечен прямо в скале, расхаживать дежурный барабанщик мог только по периметру вышки. Да и то приходилось двигаться очень осторожно, чтобы не оступиться. Правда, пройти в башню можно было и из внутренних помещений холда — уже немалое достоинство. Во многих более южных холдах на барабанные вышки вели только наружные лестницы.
Дежурство на барабанной вышке отнюдь не сводилось к пережиданию положенного времени; оно требовало постоянного внимания. Снегопад иногда заглушал поступающие сообщения, а, отправляя вести отсюда, барабанщик мог ненароком вызвать небольшую лавину — в ночи их отдаленный рокот звучал жутковато. По вечерам, когда погода была хорошей и Белиор с Тимором сияли в полную силу, Робинтон иногда мог разглядеть вдали семь пиков покинутого Вейра Плоскогорье. Робинтону было интересно, сильно ли он отличается от тех двух вейров, которые ему уже довелось повидать. Может, и не сильно. Надо бы при случае туда заглянуть — просто из любопытства.
Новое, непривычное окружение, новые ощущения задевали прежде неизведанные струны в душе Робинтона. Осмелев, он сочинил для квартета горняков новую песню, лучше ложившуюся на их голоса, чем большинство известных баллад, — юмористическую историю в шести куплетах с припевом, о горняке и его возлюбленной, совершенно в их стиле. Песню приняли столь тепло, что мастер Лобирн захотел узнать, откуда Робинтон ее взял.
— Ну, нашел среди всяких записей, которые привез с собой, — сказал захваченный врасплох Робинтон.
— Что, правда?
— Ну, примерно. В смысле, там была мелодия. Я ее немного переделал для горняков и добавил припев, чтобы желающие могли его подхватывать.
— В самом деле? — Мастер Лобирн взглянул на подмастерье и задумчиво пожевал губу. — Ну, раз ты так говоришь…
Робинтон поспешил ретироваться — сразу же, как только позволила вежливость.
Мастер Лобирн лишь мельком просмотрел последний пакет, прибывший из цеха арфистов, и передал его Робинтону. В холде Плоскогорье было много хороших музыкантов и певцов, а новые мелодии весьма оживили бы вечера, и потому Робинтон не устоял перед искушением и потихоньку вводил в репертуар свои новые песни. Правда, теперь он стал осторожнее и чаще просто переделывал другие вещи, уже наличествовавшие в репертуаре.
Но он недооценил мастера Лобирна.
— Это ты написал, — без обиняков заявил Лобирн, как-то вечером ворвавшись в комнатушку к Робинтону. В руках у него был футляр для нот. Мастер обвиняюще взирал на Робинтона.
Робинтон как раз в этот самый момент записывал очередную мелодию, а потому, когда Лобирн выхватил лист у него из рук и начал сравнивать с теми, что принес, отпираться он уже не мог.
— Это ты написал почти все новые вещи, которые рассылает сейчас цех. Верно?
Робинтон попытался встать — нелегкая задача, учитывая тесноту и то, как близко стоял к нему Лобирн. Продолжать валяться на кровати было как-то неловко. Но потом Робинтон сообразил, что ежели он встанет и нависнет над низкорослым мастером, положение только ухудшится — ведь тогда Лобирну придется смотреть на него снизу вверх.
— Мастер Лобирн, разрешите, я объясню…
Он кое-как умудрился проскользнуть мимо мастера и жестом предложил ему перейти в комнату побольше. Маллана там не было — куда-то вышел.
— Клянусь Первым Яйцом — мне не терпится услышать эти самые объяснения! — заявил Лобирн. Шея его побагровела, глаза пылали. — Все это время — пять, если не шесть Оборотов — мне присылали музыку, сочиненную… тобой! Мало того, что ты сделался подмастерьем в пятнадцать лет, но десятилетний композитор!..
Лобирн швырнул пачку нот на стол, прижал их кулаком и сверкнул глазами. Робинтон дипломатично сел и даже постарался ссутулиться.
— На самом деле… — Робинтон пришел в ужас, но решил, что деваться некуда — нужно говорить правду. — На самом деле кое-что было написано, когда я был немного младше.
— Немного младше? — У Лобирна глаза полезли на лоб. Опершись об стол, он угрожающе навис над Робинтоном. — Так когда же ты написал свою первую песню? Сколько тебе тогда было?
— Я… ну, мама говорит, что сочинять я начал, когда мне исполнилось три Оборота.
Лобирн уставился на Робинтона, а затем настроение его внезапно изменилось — это вообще было ему свойственно, — и мастер, запрокинув голову, расхохотался. Он смеялся так, что ему пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Потом Лобирн все-таки рухнул в кресло и вцепился в подлокотники. Поскольку дверь комнаты была открыта, хохот Лобирна далеко разнесся по коридорам, и вскоре на шум заглянула Лотриция — посмотреть, что же так развеселило ее мужа. Подмастерья, проживавшие по соседству, тоже высунулись в коридор — узнать, что творится.
— Что ты такого сказал Лобирну? — поинтересовалась Лотриция, изумленно подняв брови. — Последний раз он так хохотал, когда Фэкс свалился в бочку с вином.
Она тепло улыбнулась. На самом деле, улыбались все присутствующие — за исключением Робинтона. Ему по-прежнему было не по себе.
— Я… я ничего ему не говорил, — совершенно чистосердечно признался он. То, что вызвало смех Лобирна, до сих пор валялось на столе… Робинтон начал поспешно собирать листы пергамента.
Но Лобирн остановил его и, отсмеявшись, объяснил жене: