Мастер Баллантрэ
Шрифт:
— Нам не нужно ф-ф-о-о-наря, — сказал мастер Баллантрэ, передразнивая меня. — В саду нет ни малейшего движения воздуха, так как сегодня чрезвычайно тихо; возьмите пару свечей и идите вперед, а мы последуем за вами. Не думайте, что вам удастся улизнуть! О нет, я тут за вами, с оружием в руках.
И при этих словах он показал мне блестевшую в его руках саблю.
Я взял в руки подсвечники и пошел вперед, хотя был бы готов пожертвовать многим, если бы я мог в данную минуту убежать и созвать людей на помощь. Но так как я боялся за свою жизнь, то мне ничего другого не оставалось, как исполнить приказание мастера Баллантрэ, и хотя у меня
Мастер Баллантрэ сказал правду: в саду не было ни малейшего движения воздуха, ни малейшего ветерка, мороз был чрезвычайно сильный, но при этом было замечательно тихо. Небо было совершенно темное, так что мы стояли в саду, словно под темной крышей. Никто из нас не произнес ни одного слова, и за исключением скрипа наших шагов по замерзшей земле, ничего не было слышно.
Мороз подействовал на меня, словно ушат холодной воды. Выйдя на мороз, я почувствовал, как меня всего им обдало, и я начал дрожать уже не от страха, а от холода; спутники же мои, несмотря на то, что они, подобно мне, вышли в сад с открытыми головами, казалось, и не замечали, что они вышли из теплой комнаты на мороз, и никто из них даже не вздрогнул.
— Вот тут место, о котором я говорил, — сказал мастер Баллантрэ. — Поставьте на землю свечи.
Я исполнил его приказание и поставил подсвечники на землю, и свечи тут, в саду, горели так же тихо, и пламя шевелилось настолько же слабо, как будто они горели в комнате.
Братья заняли свои места.
— Свет падает не с той стороны, откуда следует, — сказал мастер Баллантрэ.
— Я готов дать тебе всякое преимущество, — сказал мистер Генри, пуская мастера Баллантрэ на свое место, — так как я уверен, что ты будешь убит, и я останусь победителем.
Он сказал эти слова каким-то глухим, печальным голосом.
— Генри Дьюрри, — сказал мастер Баллантрэ, — прежде чем начать с тобой драться, я скажу тебе два слова: ты умеешь драться на рапирах, это верно, но драться на рапирах и на саблях большая разница, и поэтому я предполагаю, что ты будешь убит. Но обрати внимание на то, насколько мое положение лучше твоего. Если я тебя убью, то я уеду отсюда и буду жить великолепно в какой-нибудь другой стране; в деньгах у меня недостатка не будет, — я наследник поместья Деррисдир Баллантрэ. Если же я буду убит, и ты останешься в живых, что ты будешь представлять из себя? Ровно ничего. И кому ты нужен? Ровно никому. Твой отец, твоя жена, которая, как тебе известно, любит меня, а не тебя, даже твоя дочь, — все будут жалеть о том, что не ты убит, а я, и никогда не простят тебе, если ты убьешь меня. Подумал ли ты об этом, дорогой Генри?
Он взглянул на брата и, иронически улыбнувшись, поклонился так, как обыкновенно принято кланяться перед началом фехтования.
Мистер Генри не ответил ни слова и так же поклонился, после чего они начали драться.
Подробности поединка я передать не берусь, так как был до такой степени взволнован, что с трудом мог следить за тем, что происходило на моих глазах; знаю только, что мистер Генри дрался с ожесточением, и что шансы победы были на его стороне, он владел оружием лучше, чем его враг. Вот уже он совсем близко подошел к нему и, казалось, тотчас должен был вонзить в грудь его саблю, когда тот с проклятием сделал прыжок в сторону, надеясь таким образом спастись, так как он, без сомнения, понимал, что положение его критическое. Но прыжок этот не помог ему — напротив, вследствие
Я вскрикнул и хотел было подбежать к раненому, чтобы его поддержать, но раньше, чем я подошел к нему, он уже лежал на земле как пласт.
— Возьмите левую руку и пощупайте пульс, — сказал мистер Генри.
— Она вся в крови, — ответил я.
— Взгляните, пожалуйста, внутренняя сторона руки порезана или нет? — спросил он.
— Порезана, — ответил я.
— Ну, да, я так и знал, стало быть, я не ошибся, что он схватил мою саблю рукой, — сказал он и отвернулся.
Я расстегнул платье мастера Баллантрэ и приложил ухо к его сердцу.
Оно не билось, не слышно было ни малейшего биения.
— Да простит вас Бог, мистер Генри, но вы убили вашего брата, он умер, — сказал я.
— Умер? — повторил он в изумлении, каким-то недоверчивым тоном, затем громко закричал: — Умер? Не может быть!
И с этими словами он швырнул на землю окровавленную саблю.
— Что нам делать? — сказал я. — Не волнуйтесь, пожалуйста. Не выходите из себя и скажите лучше, как нам теперь быть?
Он повернулся ко мне и, взглянув на меня разрывающим душу взглядом, сказал:
— О, Маккеллар!
Затем он закрыл лицо руками. Я дернул его за рукав и сказал:
— Ради Бога, будьте храбрее! Успокойтесь. Подумайте лучше, что нам делать теперь.
Он взглянул на меня каким-то тупым взглядом и спросил:
— Что делать? — Затем взор его упал на лежавшего на земле брата. — О! — воскликнул он, приложил руку ко лбу, как будто он старался что-нибудь припомнить, и, повернувшись, бросился бежать прямо в дом.
Я стоял с минуту в нерешимости, затем, решив, что моя обязанность заботиться теперь о живом, а никак не о мертвом, я оставил тело лежать, где оно лежало, и свечи гореть, где они горели, бросился бежать в дом искать мистера Генри. Но в то время, как я бежал по саду и как я искал его, я мысленно все время видел перед собой несчастного убийцу с искаженным от ужаса лицом.
Я прошел в дом и отправился прямо в зал, надеясь там его найти. Он действительно стоял посреди зала и, закрыв лицо руками, заметно дрожал.
— Мистер Генри, — сказал я, — мистер Генри, так нельзя, вы губите и себя, и всех.
— Что я сделал, что я сделал! — закричал он, глядя на меня таким взглядом, который навсегда остался у меня в памяти. — Кто сообщит об этом старику-отцу?
Голос, которым он выговорил эти слова, затронул мою душу; у меня положительно сердце разрывалось на части, глядя на моего несчастного мистера Генри, но терять время на излияния чувств мы не могли, и поэтому я налил стакан крепкого вина и дал ему выпить.