Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика
Шрифт:
Пока готовил наше вызволение, ко мне, закутавшись в одеяло, подошла Рина. Она молча встала и принялась глядеть на мою работу. Лицо усталое-усталое. Глаза потускнели, под ними мешки. И двигалась еле-еле, словно питающий её внутренние моторчики ветряк-генератор попал в штиль. Даже гордость эльфийского народа — длинные и острые ушки — поникли, хоть на проволочку насаживай, чтоб стояли.
— Как Киса? — тихо спросил я, застёгивая лямки. Уже и сам провонялся едким конским потом. Доеду до города, сдам всё в прачечную, чтоб самому не возиться, и залезу в горячую ванну откисать.
— Плохо, —
Девушка кивком указала на коней.
— Когда тронемся?
Наступил мой черёд отвечать:
— Сегодня. Если повезёт, то до темноты доберёмся до дороги. Придётся прямо там переночевать, а утром двинемся в путь. А в какую сторону поедем, тебе решать, но повторюсь. В Новомартыновске нас могут ждать с засадой, чтоб не пустить в город. Мы и так слишком много узнали. А как только доберёмся до аптечной общины, поднимется переполох. Наш долгий маршрут в Стеклодар даст им время подготовить пути к отступлению, не стоит загонять крысу в угол, кусаться начнёт. Лучше шепнём на ухо Кору, пусть сам разбирается. Но не удивлюсь, если мэр, или кто там на самом деле, будет всё отрицать, а этих недоумков грохнут свои же.
Рина медленно огляделась по сторонам. Взор блуждающий, отрешённый, словно сил больше не было жить.
Девушка тяжело вздохнула и вдруг достала из складок одеяла маленькую чашечку с чахлым ростком, похожим на одуванчик, разве что торчащие из бутона лепестки готового вот-вот распуститься цветка были цвета топлёного молока.
Рина с тихим щелчком оторвала стебелёк и протянула мне. На изломе проступил белёсый сок.
— Попробуй, — тихо произнесла девушка, глядя на меня.
Я сперва скосился на росток, размышляя, как быть, а потом взял и сунул кончик в рот.
— На вкус как сгущёнка. Только горчит немного и не очень сладкая.
Рина легонько кивнула.
— Я заставила растение производить почти те же вещества, что и корова. И добавила сахар. Углеводы проще всего на растениях делать. Но времени на созревание не хватило. Вот когда доспеет до воздушных семян, тогда будет не отличить.
Эльфийка опустила глаза, чему-то горько улыбнулась и снова посмотрела на меня.
— Ты обещал, что откажешься требовать долг, если я сделаю сгущёнку. Я сделала.
Я поджал губы. Не ожидал такого поворота событий.
— А как же поцелуй? — постарался зацепиться за последнюю соломинку.
— Это была ошибка. Я была напуганная, растерянная, уставшая.
— Ты в точности как твоя сестра. Хорошо, я сдержу обещание и не стану требовать долг, — пробурчал я и добавил слова, которые давно стремились слететь с губ. — Не очень-то и хотелось.
Последнее произнёс, наверное, даже излишне грубо.
Рина опустила руки. Стеклянный горшочек выскользнул из её пальцев и с глухим стуком упал под ноги. Девушка лишь молча посмотрела на него, не став наклоняться и подбирать.
Я резко отвернулся и принялся заново проверять упряжь. В душу, словно заноза, воткнулась обида. Часто сравниваю внутренние порывы и чувства с электричеством, но сейчас не тот случай. Это не удар током от внезапного озарения. Не короткое замыкание ярости. Не тёплый ламповый свет приятных эмоций. Не угасание усталой батарейки. Нет, заноза и есть заноза.
Снова раздался надсадный кашель Кисы, спрятанной в повозке. А потом ощутил, как моей спины коснулись тонкие девичьи пальцы, и замер. Пальцы медленно заскользили вперёд, сомкнувшись в объятье, а затем Рина уткнулась лбом мне между лопаток.
— Я не хотела, чтоб это был именно долг, — прошептала она.
Воистину, проще в эклектической схеме большого лампового кампутера разобраться, чем в женской душе.
А девичьи пальцы скользнули вниз и остановились на ремне брюк. Я затаил дыхание, ожидая маленького, но очень приятного волшебства, но, увы, магии не суждено было сбыться. Да и сам понимал, что сейчас не время и место, но сердце забилось, как у прыщавого юнца. На губах сама собой появилась улыбка. Надеюсь, это не очередной обман, и девушка не дёрнет вниз рубильник намерений, обрывая ток своих чувств.
— Я запуталась. Я не понимаю, как быть, — зашептала она. — Проще было бы вернуться в общину и забыть поход, как сон. Я хочу этого… И не хочу. Мне тяжело, страшно и больно, но это мой выбор. Это цена моей свободы.
Рина горько вздохнула и продолжила:
— Наверное, я не люблю тебя, но мне с тобой безопасно и просто. В тебе нет лицемерия и лжи.
Я не смог сдержать лёгкий смешок. Не ожидал такого поворота пути, таких откровений. Вроде бы, вот оно, запретный плод сам сейчас упадёт в руки, но клубника получается горьким привкусом. Я-то сам оценён не как яркая дорогая лампа, а как та, которую можно позволить и лишь мириться с выбором. Каждый день уговаривать самого себя, мол, пусть тусклая, зато светит, и ладно.
— Лучше синица в руках, чем журавль в небе? — тихо спросил я.
— У нас есть другая пословица, — вздохнула Рина. — Тянись к тому плоду, что сорвать можешь.
— А не боишься попасть потом в другую ловушку? Серый быт. Чужая для всех.
Начала очередь Рины тихо засмеяться.
— Я и так чужая для всех. Я и так бежала от серого быта. Давай просто попробуем.
— А ты раньше любила?
Рина вздохнула, задержавшись с ответом. Лишь потом родились осторожные слова.
— Последние сто пятьдесят лет у нас в общине есть традиция. Все девочки влюбляются в Кора. Потом плачут, пряча слёзы от других. Потом бросаются в объятия первого встречного, думая, что Кор, который всегда приветлив и добр к своим, будет ревновать. Потом смеются, вспоминая эти слёзы. А после вздыхают с теплом о глупой безответной любви. Лишь бабушка смогла заполучить Кора себе. И да, я тоже плакала по этому идеалу эльфийского рода, тоже раз бросилась в объятия, тоже смеюсь, вспоминая. А ты?
— Дважды сходился с женщинами, но не получилось. Я привык странствовать. А они хотели меня посадить на цепь. Не смог.
Рина снова усмехнулась.
— Бабушка тоже подолгу ждёт Кора, который всегда уходит из дома, словно кот. И уже полтора века не гаснет их любовь.
— Старый драный кошак. Вольный хищник, — усмехнулся я. — Киса сейчас тоже по традиции влюблена в Кора?
— Да, — проведя носом по моей спине, ответила Рина и замерла.
Мы бы так и стояли, боясь нарушить момент, но из фургона снова раздался надсадный кашель.