Мастер клинков. Начало пути
Шрифт:
— Согласен, с одним условием.
Крестьянин от радости заплакал:
— Да, слушаю, господин.
— Во-первых, сейчас оббежишь всех, кто продаёт зерно, и скажешь им, что я покупаю его на условиях, о которых мы с тобой сейчас договорились, а во-вторых, сам запомни и другим передай, что куплю я только при условии, если они никому не скажут, за сколько продали пшеницу, — ответил я, протягивая ему задаток за его двадцать мешков.
Быстро схватив деньги, счастливый мужик растворился среди подвод. Вскоре ко мне стали подходить крестьяне
Ровно через полчаса мне принадлежало всё зерно на ярмарке, а довольные крестьяне стали стягивать все подводы ближе к центру. Все знали, что именно я скупил всё имеющееся тут зерно.
Теперь, когда все вокруг были довольны и подсчитывали барыши, пришло моё время нервничать — настала завершающая стадия моего плана, и если я окажусь не прав, то долго буду вспоминать свою аферу.
Через час вдали показался небольшой конный отряд, который во весь опор нёсся в нашу сторону. От возбуждения у меня начали дрожать колени, гном, видимо, понявший мой план, встал рядом и успокаивающе положил руку на плечо. Под его тяжёлой рукой я стал успокаиваться и не так трястись.
Через десять минут, когда всадники — пять человек — приблизились к ярмарке, все крестьяне разом выдохнули. Как сообщил мне ближайший сосед, это и были скупщики зерна. Быстро спешившись, они подошли к гружёным подводам. Я незаметно приблизился и, встав позади крестьян, услышал, как один из них сказал мужику:
— Покупаю у тебя всё зерно по сестерцию за мешок.
Крестьянин улыбнулся и ответил:
— Сожалею, господин, но вся моя пшеница уже куплена, я жду, когда мне скажут, куда её везти.
Скупщики переглянулись и пошли дальше. Всё дальнейшее действо, пока они обходили телеги, отчётливо напомнило мне сказку про «Кота в сапогах», когда на вопрос короля о землях, лугах и деревнях он получал один и тот же ответ — «Маркиза Карабаса».
Стоя в рядах крестьян, я видел, как скупщики всё более спадали с лица при повторяющемся рефрене: «вся пшеница продана».
Мы подошли уже к десятой или одиннадцатой телеге, а скупщики опять слышали один и тот же ответ, заставлявший их от раза к разу нервничать всё сильнее.
Я вышел из-за крестьянских спин. Увидев меня, один из крестьян радостно сообщил перекупщикам:
— Так вот же господин, который скупил всю пшеницу на ярмарке.
Когда на меня уставилось несколько пар удивлённых глаз, я только скромно улыбнулся.
— Но как же так? — недоумённо спросил меня один из перекупщиков. — Вы к какой гильдии принадлежите, любезный?
Я оскорбился, и всю добропорядочность с меня сдуло, как ветром.
— Разуй глаза, почтенный, ты разговариваешь с дворянином! Барон Максимильян к вашим услугам!
Мои слова оказались для них ушатом холодной воды, торговцы побледнели.
— Но
— Чтобы продать её, — улыбнулся я своей самой милой улыбкой.
— И кому же?
— Вам!
— И за какую же цену вы хотите её продать? — осторожно спросил один из них.
— Шесть сестерциев за мешок, — скромно ответил я и посмотрел на скупщиков.
«Наверное, я в первый вижу наяву то, что неоднократно описывалось в литературе как «глаза, вылезающие из орбит», — удовлетворённо подумал я, любуясь ошарашенными лицами торговцев.
— Ск-ко-лько, ск-ко-лько? — заикаясь, спросил самый низкий из них.
— Шесть серебряных монет, — снова скромно ответил я.
— Но ведь два часа назад цена была всего два сестерция, — возмущённо сказал мне самый молодой из них. На него тут же зашикали все остальные.
Моё настроение улучшилось неимоверно, признание из первых рук — это круто.
— Ну, так это когда было, — спокойно ответил ему я, — а сейчас зерно стоит шесть сестерциев.
Торговцы зашумели и отошли к шатру ростовщика, оттуда показался мой знакомый скупщик, который ссудил мне деньги. Увидев своих товарищей, он обрадовался, но, приглядевшись, переменился в лице. Двадцать минут я стоял и ждал решения коллегии скупщиков. Невооружённым взглядом было видно, что они очень недовольны.
Ещё через пять минут скупщики подошли ко мне, и самый пожилой из них сказал:
— Господин барон, мы согласны купить у вас всё зерно по пять сестерциев за мешок.
Я, не меняя выражения лица, ответил:
— Уважаемые судари, я ведь назвал свою цену, разве она была пять монет?
Говоривший со мной скупщик стиснул зубы и с угрозой в голосе сказал:
— Нет, господин, мы прекрасно слышали цену, но мы ведь можем совсем ничего у вас не покупать, и вы останьтесь с кучей зерна, но без денег.
— Ну что ж, попробую подождать тут несколько дней, может, удача мне улыбнётся и появятся ещё желающие купить превосходную пшеницу, — спокойно ответил я.
Конечно, я понимал некоторую двойственность этой угрозы, но был уверен, что перекупщики не пойдут на то, чтобы наши торги продолжились уже в присутствии конкурентов.
Скупщики опять отошли посовещаться, и, когда они вернулись, тот же торговец сказал:
— Мы согласны на пять с половиной сестерциев, и это наша последняя цена.
Я задумался над их словами, заставляя скупщиков резко вспотеть. Цена меня, в принципе, полностью устраивала и была даже выше той, за которую я собирался продавать зерно в самом начале.
— Договорились.
Торговцы облегчённо вздохнули, и тогда я повернулся к стоящим вдалеке крестьянам, которые наблюдали за нашими переговорами.
— Эй, мужики, сгружай все мешки по центру, — крикнул я им.
Немая сцена, произошедшая после моих слов, быстро закончилась возмущёнными криками всех скупщиков: