Мастер Миража
Шрифт:
– У сайбера ментальный ввод. Отлично – сэкономим время.
– Не очень-то прыгай от радости. Даже если ты сунешься в Систему, еще не факт, что Цертус захочет разговаривать. Может быть, он сейчас спит, а может, просто наблюдает исподтишка, из своего уголка где-нибудь в Параду или в Порт-Калинусе и посмеивается. Наверняка у них с Вэлом есть пароль или какая-нибудь другая хитрость. Ты зря веселишься, сыщик.
– Не груби, я ведь стараюсь и в твоих интересах. Ты забыла наш уговор?
– Не забыла. Валяй, действуй, я подожду. С чего собираешься начать?
– Пока просто попытаюсь войти в Систему. Посмотрим, как настроен
Утихшее было нехорошее предчувствие вернулось и окрепло, попытки обуздать его кончались ничем.
«Чего я боюсь? Какая мне разница, что станется с этим подонком Цилианом?» Ответа не было. Точнее, ей казалось, что она всегда знала ответ, но почему-то не может его вспомнить… От волнения у Брукс разболелась голова.
– Эй, Тэн… А ты не боишься вот так вот просто соваться туда?
– В этой жизни, девочка, отставной инспектор боится только одной вещи – качественных боевых пси-наводок, но как раз они-то, как тебе известно, не передаются через Систему.
– А если этот самый Цертус врежет тебе как следует?
– Глупости. Система, в сущности, ничто, шутовской колпак, пустая оболочка, натянутая на человеческий разум. Худший из ударов, который она может нанести, – это направленная, хорошо просчитанная ложь, но для того чтобы тебя обманули, зачастую хватает и обычного разговора… Не бойся, девочка, я не настолько доверчив.
Брукс криво усмехнулась:
– Конечно, один враль хорошо различает другого. Ладно, орудуй дальше, скажи только, что мне делать, если что-нибудь случится.
– Ничего не случится. Впрочем, на всякий случай, вот тебе ценные указания – что бы ни стряслось, не суйся в Систему и не трогай монитор-очки.
Цилиан отыскал выключатель; скрытое устройство, которое питалось энергией водопада, заставило сайбер ожить. Наблюдатель помедлил, видимо, пытаясь преодолеть последние сомнения.
– Ладно, в конце концов, за этим я сюда и явился.
Он сел в деревянное кресло и натянул на голову обруч ввода.
– Ты знаешь, – сказал напоследок Цилиан, и в этот миг Авита понимала, что он говорит правду, – я никогда не любил эти извращенные штучки – ментальный ввод и все такое, это как холодное щупальце, которое осторожно трогает твой рассудок, может быть, проверяя, выдержит он или нет. Машина и человек – две вещи, которые могут быть хороши только отдельно, сами по себе.
Брукс молча кивнула, Тэн Цилиан замер в кресле, должно быть, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Лицо наблюдателя прикрывали монитор-очки, судя по напряженным скулам, он пристально вглядывался куда-то в пустоту. Внешняя, слепая сторона очков смотрела в сторону бункера, на пыльные полки, на непроницаемую облицовку стен.
– Ты бы лучше немного зажмурился – так проще войти в контакт.
– По-моему, я уже вошел.
– Ну и что ты там видишь? – спросила Авита, сгорая от нетерпения.
– Ничего интересного, стандартный набор возможностей.
– Попробуй…
Брукс не договорила. Мигнуло и погасло освещение, колпак тьмы накрыл Авителлу, отрезая цветы, образы, звуки.
– Ох, мамочки! Тут, кажется, сдохла энергетическая установка, сайберу пришел конец, кругом одно старье, я так и знала, что это дело кончится какой-нибудь дрянью. Эй, Тэн, ты где? Я ничего не вижу, очень нужен твой фонарик.
Ответом было молчание.
– Тэн, перестань шутить! – в ужасе взвизгнула Брукс.
Вспыхнул и суматошно заметался луч. Брукс не сразу сообразила, что теперь стоит лицом к двери. Она решительно обернулась – страшный угол пустовал, птицы не было. Цилиан молча сидел в кресле, в напряженной, чуть скованной позе.
– Ну и шутки у тебя, наблюдатель. Почему ты молчишь?
Инспектор не ответил.
– Тэн, очнись!
Брукс одним прыжком очутилась рядом, сорвала с Цилиана очки и обруч ментального ввода. Глаза инспектора оставались открытыми, в радужках плясал мертвенный отблеск. Тэн был жив, зрачки реагировали на фонарь, нить пульса слабо билась на запястье. Авителла отыскала бутылку с водой и выплеснула ее содержимое Цилиану в лицо.
– Давай вставай! Нечего притворяться! Не пугай меня, я знаю, что пси-наводка не передается через Систему.
Нет ответа.
Авита бессильно скорчилась на полу, сознавая собственную роковую оплошность. В тот, самый первый раз, когда она брела среди скал и тумана, а потом беседовала с франтоватым «котом», Брукс видела Цертуса с закрытыми глазами – невероятно правдоподобное изображение возникало на сетчатке само по себе, без монитор-очков.
«Цертус помог Вэлу превратить пси-ввод в устройство двустороннего контакта, они общались только мысленно. То же самое произошло со мной, как только я надела обруч ввода. Дура! Дура! Я увлеклась иллюзией и забыла обо всем».
Брукс одним глазом заглянула в очки – очки ожили, демонстрируя череду бессмысленных изображений.
– Это все обман, они ничего не значат.
Она метнула бесполезную безделушку под ноги и ударила ладонью заблокированную дверь бункера – та отозвалась глухим эхом, заныли пальцы, снаружи приглушенно гремел отныне недосягаемый водопад.
– Откройте!
Авита ужаснулась – на внутренней поверхности двери не оказалось никаких признаков замка. Она ударилась о неподвижную дверь плечом, бедром, потом, забыв обо всем, кроме желания вырваться, принялась неистово колотить тяжелую дверь – кулаками, ногами. Раскатистый звон металла наполнил тесную комнату.
– Эй, ты, Цертус, Разумом поиметый! Выпусти меня! Я никому ничего не скажу! Лин! Что теперь будет с нами? Лин!!!
Если неизвестный «друг» и слышал эти крики, то все Равно промолчал, Авита вернулась к околдованному Цилиану, без церемоний столкнула его с кресла на пол, заняла место и натянула обруч ментального ввода.
– Ладно. Эй, Цертус! Я сама иду к тебе, мы еще посмотрим, кто кого достанет первым.
Яростно полыхнуло, потом повеяло льдом, реальность – стены бункера, полки, запустение, дверь, отдаленный рокот водопада, – все это замерло, окаменело, потом исчезло в ослепительном росчерке холодного белого сияния. Брукс зажмурилась, спасая глаза, хотя и знала, что жалкие усилия бесполезны – всепроникающий холодный огонь сочился через обруч пси-ввода, и эфемерная пленочка век не могла ему помешать.