Мастер Миража

Долгова Елена

«Тогда приходи попозже».

Инспектор, не отвечая, попятился, пытаясь избавиться от наваждения, и спиной вперед вытолкнул свое тело обратно в тоннель.

За дверью тревога навалилась снова, странным образом сливаясь с сонливостью. Сон опутывал Цилиана, принуждая упасть на колени.

– Не стоит мне спать. Это было бы безнадежно глупо, – прошептал инспектор и тронул вторую дверь…

Во второй комнате мирно бурлила кофеварка. Солнце бодро заливало просторный кабинет, старый знакомый, инспектор Вазоф удобно устроился в широком кресле. Он монотонно брюзжал, наполовину отвернувшись, и, казалось, не обращал на Цилиана никакого внимания.

– Великая Каленусийская Идея – штука столь же расплывчатая, сколь и конкретная, никто не знает,

в чем она заключается, но все верят в ее существование. Ты никогда не задумывался, зачем Космос награждает каждое поколение известным процентом младенцев-псиоников? Если разобраться как следует, сенс не обладает никакими сверхвыдающимися способностями – это обычная особь, которая даже не в состоянии стабильно и гарантированно читать чужие мысли. Болезненность ментальной наводки велика, но действие обычного оружия надежнее и эффективнее. Противник с дыркой в виске предпочтительнее полусумасшедшего врага. Тогда ответь мне, ради Вселенной, Тэн, какой, по большому счету, прок от всех этих пси-способностей? Пойми, я не предлагаю тебе отказаться от ловли этих несчастных, потому что знаю ответ на мучающий тебя вопрос. В таких делах играет роль общественный страх. Каленусийскому обществу нужен осязаемый враг – будь то инсургенты, псионики, консуляры или иллирианцы. Сенс в этом смысле идеальный объект, потому что, будучи раним по природе, он беззащитен, а будучи мутантом, идеально подходит на роль общественного врага. Мы с тобой делаем полезное дело, Тэн, – мы играем на публику, давая возможность оформиться и безопасно излиться законной и естественной биологической потребности ненавидеть. Про себя я твердо могу сказать, что не зря транжирю служебное жалованье. Конечно, я мог бы без потери в деньгах отойти от Департамента и заняться семейным бизнесом на ископаемых удобрениях, но в обыденной жизни не хватает соли, для знатока и ценителя охота на человека – изысканное развлечение, а разумность дичи предполагает высший разряд наслаждения. Сознайся, приятель, что тебе не хочется спорить, поэтому ты молчишь и…

Цилиан устал слушать, повернулся и вышел, охваченный острым отвращением. Коллега, кажется, даже не заметил его ухода.

Опасность, которая раньше гнездилась в конце тоннеля, скорчилась и одновременно приблизилась, ее контур почти оформился. Тэн Цилиан прошел несколько шагов и толкнул последнюю – третью дверь. Он успел заметить на ней дорогую гравированную табличку, но имени разобрать не сумел – способность читать, как это иногда бывает во сне, исчезла.

За третьей дверью царила торжественная тишина. Стены затягивала материя стального цвета, откуда-то сверху аккуратно свисало полотнище каленусийского флага. Мрачный постаревший Егерь устроился в судейском кресле, уронив на колени тяжелые, в синих венах, чисто вымытые руки. Он пасмурно посмотрел на Цилиана – в этом разглядывании не было ненависти, только глухой укор и застарелая печаль.

– Мне очень жаль, что ты оказался предателем, Тэн.

– Неправда, я не предатель.

Егерь покачал крупной упрямой головой:

– Мне очень жаль, Тэн, но ты самый настоящий предатель. Вспомни, кто устроил безнадежную облаву на Короля? Это был ты. Ты упустил Далькроза, ты скрыл от Департамента нелегальный терминал ивейдеров. Зачем ты сделал это, Тэн?

– Я, как мог, служил Каленусии.

– Не надо лгать. Служил ты только себе, тебе нравилось играть всезнайку, именно поэтому пси-наводка Цертуса так легко сломала тебя. Ты любовался собой, тебе казалось, что ты умный ловец душ, но всегда оставался только бессильной куклой в чужих руках.

– Неправда. Я…

– Ты слабый человек, вообразивший себя героем.

– Пусть так, но я всегда оставался лоялен.

Егерь еще раз покачал головой и неспешно достал пистолет.

– Верность проверяется фактом победы. А ты проиграл, потому что думал только о себе, и проиграл позорно. Ты причинил бессмысленные неприятности сотням людей, наконец, ты подставил меня, Тэн. Конечно, имеются смягчающие

обстоятельства. Все, что ты сотворил, ты сотворил под пси-принуждением. Ты уже несколько лет, шаг за шагом, словно марионетка, воплощаешь планы высокопоставленного изменника – именно того, кто назвался Цертусом и проник в Систему. Сознайся в этом, парень. Скажи, что ты невольный предатель, и я не стану убивать тебя – мы не трогаем умалишенных.

Цилиан облизал мгновенно пересохшие губы. – Но я…

– Ты согласен?

– На что? – глупо переспросил инспектор.

– На то, чтобы признать себя умалишенным предателем. Ты ведь жаловался на усталость? Сознайся в измене. Тогда ты упокоишься, и тебе позволят отдохнуть.

– Даже если я свихнулся, как последний параноик, я не предатель – нет. Скорее предатель – вы сами. Откуда мне знать? Возможно, вы и есть настоящий Цертус. Вы Цертус и поэтому намереваетесь меня убить.

– Это твое последнее слово?

– Да. Я искренне жалею о технических ошибках – их у меня наберется немало. Но я никого не предавал.

Егерь коротко кивнул и вскинул пистолет.

– Ладно, ты сам выбрал исход, Тэн. Цилиан отпрянул.

– Ну нет, какой холеры, я не играю в такие игры! Я не стану бояться, вы только иллюзия. В конце концов, если для меня не находится другого варианта, придется убираться отсюда и на собственный страх и риск идти дальше.

Рука Егеря опустилась, Тэн Цилиан спокойно повернулся к призраку спиной и выбрался обратно в длинный лаз тоннеля.

Теперь он шаг за шагом шел навстречу опасности, огонь близкого, но невидимого костра опалял его лицо. Тэн вспомнил другой, полузабытый день и пекло раскаленного полудня, свои короткие шаги ребенка. Он вспомнил красиво подстриженную растительность сквера, низкий заборчик песочницы, кучу пластиковых гранул – жалкую замену песка, свои исцарапанные загорелые детские ладони, горсть цветных крупинок, которая тает, просачиваясь между пальцами.

В тот день он впервые в жизни поднял руку к солнцу и рассмотрел свою ладонь на просвет – она была еще совсем маленькой и отливала тревожным цветом крови.

Взрослые шли мимо – одинаковые длинные темные фигуры, головы которых терялись в вышине, потом фигур стало побольше, они столпились, и мучительное предчувствие беды впервые коснулось души маленького Цилиана. Взрослые говорили низкими голосами, потом как-то сразу нехорошо притихли. «Уведите ребятишек!» – грубо приказал кто-то. Тэн ничего не понял, куча пластиковой мишуры отгородила маленького Цилиана от взрослых. Толпа уже наполовину рассеялась, он мог ясно рассмотреть человека в серо-коричневой робе, который склонился над одиноким зеленым свертком, забытым кем-то на скамье. «Чумные шутники постарались», – неуверенно протянули в отдалении. Серо-коричневый человек открыл кейс и вынул оттуда непонятный предмет, прикоснулся к пакету и что-то сделал. «Спрячься!» – хотел крикнуть четырехлетний Цилиан, но не успел, и детский голос был заглушен грохотом взрыва.

Возможно, это была игра потрясенного воображения, но Тэн ясно видел, как вспыхнуло и разлетелось ошметками лицо серо-коричневого, его тело нелепо перекрутилось и отлетело в сторону порванной куклой. В тот же миг ударом воздуха снесло кучу цветных гранул, от толчка содрогнулись стены домов, звонкими льдинами рухнули на мостовую пласты витринного стекла.

Тогда оглохший, полузасыпанный пластиком маленький Тэн по-заячьи верещал и не слышал собственного крика. Сейчас, спустя годы, наблюдатель Тэн Цилиан брел по коридору, навстречу тревожному свечению угрозы и нес в руках непонятно откуда появившийся зеленый сверток – подарок смерти, прикрытый ложным цветом надежды. «Если я успею донести и выбросить, то все будет хорошо», – загадал он. Шаги глухо отдавались в тоннеле. «Мне не нравится ни один из трех показанных Цертусом исходов. Я не хочу бессильно умирать, на манер размякшего слабака, я никогда не сумею вести такую бесполезную жизнь, какую ведет Вазоф, и я не распишусь в поражении перед Егерем. Значит, придется идти вперед».