Мастер теней
Шрифт:
Башня Заката не позволила Шу погрузиться в мечты. Эфирные потоки снова взметнулись, обдали холодом: осторожно! Еще слово, и сказка исчезнет!
«Слово? Хорошо же! Попробуем сыграть без слов!» — подумала Шу Источнику.
— Я буду звать тебя… — на миг она задумалась: как? И тут же само собой сказалось: — Тигренком. Ш-ш, молчи.
Шу коснулась его губ, накладывая заклятие. Тигренок кивнул, принимая условия игры, а Источник утих. Даже предчувствие боли — скоро, совсем скоро! — отступило. Правда, недалеко.
—
В одно это слово уместилось и удивление поведением подруги, и возмущение тем, что на шере все еще рабский ошейник, и требование немедленно прекратить мучить ребенка.
— Проводи Тигренка в ванную на втором этаже, — сделав вид, что не понимает, велела Шу. — Я сейчас приду.
— Куда девать второго? — Баль кивнула на так и стоящего на коленях полуобморочного шулера.
— В конюшни.
Шу коротким жестом стерла шулеру память — лучше начать жизнь заново в конюшнях, чем быть повешенным — и, не дожидаясь новых вопросов от Баль, сбежала: добыть Тигренку одежду и подумать, что же делать дальше. О долге перед собратом-шером она решила временно забыть.
«Вот и завела кота, — смеялась она над собой, шагая к запертым покоям отца. — Тигренок. Золотой, в черную и белую полоску… красивый! — Она улыбнулась, вспоминая сладость его дара. — Не отпущу. Сейчас не отпущу. Может, потом он сам не захочет уходить?»
«Он не захочет остаться рабом. Ты бы захотела? — возражала совесть голосом Баль. — Ведешь себя как избалованное дитя. Шер! Ты — шера разума, шера правды. Не ври себе!»
«Я не вру. Биун бы не привел незаконного раба! Мало ли, почему на нем ошейник? Может, кого-то обокрал или убил?» — уговаривала она совесть.
«Убил? — не верила совесть. — Не смешно. Он же светлый и совсем мальчишка, не старше тебя!»
«Ну и что? Посчитаем, сколько убила я?»
В спорах с самой собой она дошла до отцовской гардеробной, выбрала Тигренку костюм поскромнее и отправилась обратно, едва вспомнив, что надо бы спрятаться под пеленой отвода глаз: негоже принцессе бегать с мужскими рубашками в руках! Но не посылать же служанку — потом сплетен не оберешься. Занятая мыслями, Шу не обращала внимания, куда идет, пока в дверях не столкнулась нос к носу с взъерошенной девицей, нагруженной ворохом одежды.
— Не видишь, куда… — начала Шу, осеклась и засмеялась: девица в зеркале засмеялась в ответ. — Ваше Высочество сегодня удивительно умны, — пропела Шу, приседая в реверансе. — Спутали зеркало с дверью, забыли, что можно взять все эти сорочки, не выходя из комнаты. Что еще Ваше Высочество сегодня сделали великого?
«Впали в маразм, — проворчала совесть. — Купили светлого шера, обидели Балусту и почти изменили Дайму».
«Дайм?!» — Шу похолодела. Как она могла? Касаться незнакомого юноши, желать… нет, нет! Что за наваждение!
Она едва не бросила ворох на пол, словно в её руках были не камзолы и сорочки, а Тигренок собственной персоной.
«Мне не нужен никто кроме Дайма! Отпустить Тигренка, немедленно отпустить! И пусть уезжает хоть в Хмирну, хоть к ширхабу лысому», — решилась она за два шага до дверей.
В гостиной бушевал небольшой ураган. Злость и обида Балусты метались по комнате вихрями острого хризолита и волнами темно-еловой горечи. Сама она сидела в кресле лицом к двери, выпрямившись и сжав губы.
— Ну? Ты пришла в себя? — фыркнула Баль.
Шу пожала плечами, бросила одежду на пол и опустилась в соседнее кресло. Только что казавшееся правильным решение снова разонравилось — и что-то внутри ныло и канючило, как голодный младенец: мое!
— Пришла. — Шу опустила глаза.
— Вот и хорошо. Давай я отнесу одежду, а потом ты его отпустишь, — сказала Баль, вставая.
— Нет! Я сама! — Шу вскочила и схватила первую попавшуюся рубаху.
Подруга посмотрела на нее удивленно и сочувственно.
— Не надо. Ты принцесса, а не служанка. Кстати! Тебе не кажется, что сегодня не стоит оставлять Кея одного? После этого покушения он немного не в себе. А шера я сама освобожу, ты не волнуйся.
Шу вздохнула и прижала рубаху к себе. Кей? Покушение? Боги, она совсем забыла о брате! А ведь скоро Осенний Бал и второе оглашение перед свадьбой. Надо срочно что-то делать! Но перед глазами снова золотое сияние, растерянная улыбка…
— Отдай же! — Баль рванула у нее из рук рубаху.
— А? — Шу вздрогнула и потянула белый батист обратно.
— Да что с тобой! Тебя что, Бастерхази околдовал?
При звуке ненавистного имени растревоженные стихии забурили, закружились, и подспудный страх выплеснулся обрывками образов. Тающие в волшебном огне дома; кровь на алтаре Хисса; отрубленная мужская рука с исчерченным странными письменами брачным браслетом; бескровное лицо с мертвыми синими глазами; черная башня-игла в заснеженных горах.
— Нет. — Шу встряхнула головой. — Я его не отдам.
Баль выпустила рубаху и отступила на шаг.
— Почему?
— Потому что… — Шу запнулась. — Я не знаю, кто он и как сюда попал. Может быть, он заслужил этот ошейник. Может быть, он убийца и вор. А может, он прячется тут. Или его подослал принц Лерма. Или…
— Чушь, — прервала её Баль. — Сними ошейник и спроси, чем выдумывать роман.
— Не могу, он мне нужен. Баль, я не понимаю, в чем дело! Знаю только, что мне нельзя его отпускать и нельзя спрашивать. Ты веришь Источнику?
— Тогда просто отпусти. Это же шер, Шу. Светлый шер! Помнишь, что ты мне обещала?