Мастер теней
Шрифт:
Рыцарский роман продолжился ровно через час по выезде с постоялого двора: за поворотом лесной дороги кортеж уперся в поваленное дерево, круп кобылы Таис оцарапала стрела, а из кустов полезли мужики с дубинами, вилами и ржавыми мечами. Боя с разбойниками Таис не видела, слишком занятая попытками удержаться на понесшей лошади, но, по словам сержанта Веля, смотреть там было не на что — встретив отпор, разбойники разбежались. Преследовать их не стали, чтобы не оставлять без охраны шеру Дарниш и карету.
Укротить лошадку помог виконт. Догнал, поймал
Таис смущалась и таяла, забыв о незавидном положении брошенной невесты. С Туальграмом она чувствовала себя хмирской вазой — прекрасной, хрупкой и драгоценной. Смущало лишь одно: как учил будущую королеву отец, «чем красивей тропинка, тем глубже болото».
— Купите прекрасной шере розы, сиятельный! — Босая смуглая девица, замотанная по самые глаза в полосатую накидку, подбежала к виконту и сунула ему в руки букет белых роз. — Свежие, как майский день! Сиятельному шеру не жаль полмарки на цветы для дамы?
Туальграм кинул девице серебряную монету и обернулся к Таис.
— Смею я надеяться на вашу улыбку?
— Ах, вы так любезны, Морис, — ответила Таис и понюхала цветы. — Прелестный запах.
Выдернув одну розу, она с улыбкой вернула её Туальграму.
— Благодарю, моя прекрасная шера. — Он прикрепил розу к отвороту камзола, послал Таис жаркий взгляд и вздохнул. — Никогда не думал, что путь от Кардалоны до Суарда так короток. Жаль, что нас не застало наводнение — тогда, быть может, вы пробыли бы рядом немного дольше.
Вместо ответа Таис потупилась, пряча смущенный румянец. Надеется виконт заполучить богатую невесту или на самом деле влюблен, пока не важно. Но так приятно видеть восторг в его глазах! В конце концов, никто и никогда не обращался с Таис так, словно она Прекрасная Дама. А предатель Кейран и вовсе забыл о ней — да он и никогда не говорил, что любит.
Пока Таис придумывала оправдания флирту, виконт продолжал:
— …увидеться с вами. Не имел чести быть представленным герцогу Дарнишу…
— Не сегодня, виконт, — проснулась тетушка. — Позвольте шере Таис побыть наедине с отцом. Она, бедняжка, так давно его не видела!
— Конечно же, сиятельная, — ледяным тоном ответил Туальграм. — Не смею навязываться.
— Ах, что вы такое говорите, Морис! — воскликнула Таис. — Я уверена, отец будет счастлив познакомиться с вами.
Виконт улыбнулся и пожал плечами.
— Не знаю, как я сумею прожить без вас хоть день, — сказал он.
Букет роз оказался как нельзя более кстати. Пока тетушка сверлила виконта неодобрительным взглядом, Таис уткнулась в цветы — пригласить Туальграма она не решалась, но и расставаться прямо сейчас не хотелось. Вот только что скажет отец?
— Что ж, прекрасная шера, ваш путь завершен, а мой долг исполнен. — Туальграм выразительно глянул в конец улицы, на кованые ворота с гербами «дельфин и солнце». — Надеюсь вскоре увидеть вас.
— Благодарю вас, Морис, — отозвалась Таис.
Она уже решилась пригласить виконта на ужин, как ворота особняка Дарнишей распахнулись, выпустив всадника на гнедом жеребце.
— Ваш брат? — спросил Морис.
Таис кивнула. Только увидев радостную улыбку Иоханна, младшего из троих братьев, она поверила, что вернулась домой.
В свете зеленых и оранжевых жуков, стайками вьющихся в стеклянных колбах-фонарях, вымощенная сливочно-желтым камнем и заросшая мохнатыми вязами улица Печатника Фризе казалась книжной раскрашенной миниатюрой, а старый двухэтажный особняк в глубине запущенного парка, подмигивающий единственным огоньком в крайнем правом окне — обиталищем не то вурдалаков, не то призраков.
— Да вы романтик, благородный шер, — ухмыльнулся сам себе Морис, толкая протяжно заскрипевшие ворота. — Нет уж, сегодня обойдемся без призрака покойного батюшки, чтоб ему демоны в Ургаше печенку грызли.
Усталый жеребец жалобно заржал, почуяв близость вожделенного стойла, а Морис в очередной раз помянул недобрым словом барышника. Отродье шакала, содрал за семилетку-аштунца с больными коленями и слабой спиной четыре империала, как за молодого ольберского рысака! Одна радость, выглядит конь великолепно. Но если бы не острая надобность в приличном хоть с виду коне, Морис бы не дал за него и двух золотых.
— Ничего, Бриз, потерпи немножко. — Морис похлопал собственноручно расседланного коня по грустной горбоносой морде. — Еще недельку-другую, и будет тебе заслуженная пенсия. Трава в поместьях Дарниша придется тебе по вкусу. А пока на вот.
Конь схрупал морковку — старый Жураб припас к возвращению хозяина — и благодарно фыркнул.
Оставив вычищенного жеребца ужинать овсом и отдыхать до завтра, Морис прошел мимо пустых стойл, отвернулся от крайнего слева — там до сих пор висела уздечка Косули, подаренной матерью на шестнадцатилетие соловой сашмирки. Рассохшаяся дверь черного хода заскрипела протяжно и тоскливо, не хуже привидения, и впустила его в темный коридор.
Морис сморщился от запах горелой каши и нащупал на стене стеклянный шар. Похлопал по нему ладонью, дождался, пока жуки проснутся, поднимут жесткие надкрылья и расправят нежные, светящиеся розовым, зеленым и оранжевым крылья. Покачал головой: половина жуков так и не взлетела, сдохли без солнца, а может, Жураб забыл их кормить.
— Эй! — позвал Морис. — Ты где, старый пень!
В кухне послышалось шебуршание, кашель, кряхтенье — и в дверях показался худой, сухой и словно ломкий старик, закутанный поверх залатанного на локтях камзола в шерстяную вышитую шаль. В руках старик держал склянку с жучиным кормом, подслеповато щурился и улыбался, показывая желтые редкие зубы.