Мастера детектива. Выпуск 2
Шрифт:
– Остановись!
Я удивленно приподнял брови.
– Извините, – сказал я совершенно дружески. – Оставить на память?
– Садись.
Я сел.
– Я чего–нибудь не понял?
– Не думаю, с тобой это редко случается. Гипотетический вопрос: что ты скажешь, если я сообщу тебе, что решил взять сто тысяч долларов?
– То же, что и вы: абсурд.
– Понятно. А подробнее?
– Откровенно?
– Да.
– Я бы посоветовал вам продать дом со всем, что в нем есть, и отправиться в какую–нибудь частную психиатрическую лечебницу, поскольку ваше решение свидетельствовало бы о том, что вы выжили из ума. Если вы, конечно, не намерены надуть ее
– Нет, не намерен.
– В таком случае вы действительно помешались. Вы же читали книгу. Мы не сможем даже подступиться к этому делу! Ведь нужно было бы действовать так, чтобы получить возможность заявить людям из ФБР: «Перестаньте!» – и добиться, чтобы они это сделали. А это абсолютно исключено! Одна лишь шумиха, если ее поднять, ничего не даст. Нужно загнать проклятое ФБР в тупик. Полностью вывести на чистую воду. Предположим, мы примемся за дело. Выберем одну из этих историй, – я постучал пальцем по разорванным листам из блокнота, – и что–то начнем делать. С этого момента, когда бы я ни вышел из дома, мне придется тратить все свое время на то, чтобы отделываться от «хвостов», к тому же весьма опытных. Наш телефон будет прослушиваться, так же как и все другие телефоны, например, мисс Роуэн, Саула, Фреда и Орри, независимо от того, будут они нам помогать или нет. ФБР может сфабриковать против нас какое–нибудь ложное обвинение, хотя, возможно, постарается обойтись без этого. Если же ФБР пойдет на это, можно не сомневаться: фальшивка будет что надо. Мне придется ночевать здесь. Окна и двери, даже закрывающиеся на цепочки, для них сущий пустяк. Они будут просматривать и фотографировать всю нашу корреспонденцию. Я не преувеличиваю. ФБР в зависимости от обстоятельств решит, чем именно нужно воспользоваться, но пойти оно может на все. Оно располагает такими возможностями и техникой, о которых я никогда не слыхал.
Я положил ногу на ногу и продолжал:
– Мы даже и начать–то ничего как следует не сумеем. Ну, а если все же предположить, что мы начали действовать и почувствовали, что чего–то можем добиться, вот уж тут ФБР по–настоящему возьмется за нас. Ведь там около шести тысяч хорошо подготовленных сотрудников, многие из них – высококвалифицированные специалисты; ФБР располагает годовым бюджетом в триста миллионов долларов. Пожалуй, я загляну в словарь, чтобы найти вместо «абсурда» более подходящее выражение.
Я опустил ногу.
– Ну, а кроме того, что мы знает о миссис Бранер? Я не верю ее словам, что ей просто досаждают. Готов поспорить, что она до смерти перепугана. По–видимому, миссис Бранер знает о существовании материалов, компрометирующих если не ее, то ее сына, или дочь, или брата, а может быть, и ее покойного мужа, и боится, что ФБР раскопает их. Она прекрасно понимает, что просто докучать ей ФБР не будет, оно ищет нечто поважнее, что может причинить ей крупные неприятности и тем самым серьезно ослабить влияние разосланной ею книги. Сто тысяч долларов для нее пустяки.
Я снова положил ногу на ногу.
– Вот что я бы сказал в ответ на ваш гипотетический вопрос.
– Последняя часть неуместна, – проворчал Вульф.
– А я часто говорю неуместные вещи. Это путает людей.
– Ты без конца болтаешь ногами.
– Это их тоже путает.
– Вздор. Ты нервничаешь, и это не удивительно. Я думал, что знаю тебя, Арчи, но твое сегодняшнее поведение для меня новость.
– Ничего тут нового нет. Всего лишь чутье.
– Чутье побитой собаки. Ты и ногами–то болтаешь потому, что поджал хвост. Если разобраться, ты вот что сказал: мне поручают работу
– Я вовсе так не говорил!
– Но имел в виду именно это. Ты терроризирован. Ты запуган. Я согласен, что основания для этого у тебя есть. Многие весьма высокопоставленные лица по тем же причинам не делают того, что должны делать. Возможно, что и я вел бы себя так же, если бы речь шла о том, чтобы взяться за эту работу или отказаться от нее. Но я не возвращу чек на сто тысяч долларов: это означало бы, что я испугался этого мерзавца. Мне не позволит это сделать мое уважение к самому себе. Полагаю, тебе следует взять отпуск на неопределенное время. Отпуск я оплачу – такой расход я выдержу.
– С сегодняшнего дня?
– Да, – мрачно ответил Вульф.
– Эти записи сделаны моим собственным шифром. Перепечатать их?
– Нет. Это может тебя скомпрометировать. Я еще раз повидаюсь с мистером Коэном.
Я закинул руки за голову и посмотрел на Вульфа.
– Я по–прежнему утверждаю, что вы спятили, – сказал я, – и отрицаю, что я поджал хвост. Проще простого мне сейчас было бы отойти и понаблюдать со стороны, как вы будете действовать без меня, но после того, как мы столько лет плавали вместе, прямо–таки позор – дать вам возможность утонуть в одиночку. Я извещу вас, если перепугаюсь в ходе работы. – Я собрал порванные листки блокнота. – Перепечатать?
– Нет. Будешь расшифровывать только то, что нам понадобится.
– Ладно. Одно предложение. Вы сейчас в таком настроении, что, может быть, пожелаете начать военные действия разговором с клиенткой? Она оставила номер своего личного телефона, который, конечно, прослушивается. Позвонить ей?
– Да.
Я снял телефонную трубку и набрал номер.
3
Около полуночи, заглянув на кухню, чтобы проверить, не забыл ли Фриц закрыть дверь на задвижку, я с удовольствием увидел, что в кастрюле на плите стоит тесто для гречневых блинчиков. Понятно, в такой ситуации ограничиваться даже и хорошо подсушенным тостом или слоеной булочкой было бы недостаточно. Поэтому в среду утром, вскоре после девяти, спускаясь в кухню, я знал, что меня покормят как полагается. При моем появлении Фриц прибавил в плите газ, а я пожелал ему доброго утра и получил из холодильника свой стакан сока. Вульф, которому Фриц обычно приносит завтрак в комнату, уже поднялся в оранжерею, чтобы провести там, как всегда, два утренних часа со своими орхидеями. Принимаясь за еду, я спросил у Фрица, есть ли что–нибудь новенькое.
– Да, – ответил он, – и тебе предстоит рассказать об этом мне.
– Разве он тебе ничего не говорил?
– Нет. Сказал только, что двери и окна должны быть все время закрыты, а я сам – как это понимать? – «осмотрителен».
– Это значит, что тебе следует быть осторожным. Не говори по телефону ничего такого, что может быть неприятным тебе, если появится в газетах. Находясь вне дома, не делай ничего такого, что ты не хотел бы увидеть на экранах телевизоров. Например, не навещай своих возлюбленных. Ты обязан дать зарок молчания и подозревать всех незнакомых.