Мастера детектива. Выпуск 6
Шрифт:
А время стоило сейчас дороже, чем когда-либо с ноября 1918 года. Сэр Маркус читал сообщения телетайпа о ценах. Военные акции продолжали подниматься, а с ними лезли вверх и акции стали. То, что британское правительство прикрыло выдачу всяких экспортных лицензий, ровным счетом ничего не значит: со времени наступления Хейга [20] на линию Гинденбурга [21] государство еще ни разу не закупало столько вооружения. У сэра Маркуса было много друзей в разных странах; он регулярно проводил с ними зиму в Каннах или на яхте Соппельса у острова Родос; он приходился близким другом миссис Крэнбайм. Сейчас нельзя экспортировать оружие, однако все еще
20
ХейгДуглас — британский фельдмаршал, участник первой мировой войны.
21
ГинденбургПауль фон (1847—1934) — фельдмаршал, начальник германского генерального штаба во время первой мировой войны.
Теперь все, казалось, складывалось совершенно определенно: сэр Маркус прочел сообщение телетайпа о том, что два правительства, которые главным образом и затронул ультиматум, отказываются принять его в любом виде. Вероятно, дней через пять по крайней мере четыре державы окажутся втянутыми в войну: боеприпасов потребуется примерно на миллион фунтов в день.
И все же сэр Маркус не чувствовал себя счастливым. Дейвис все испортил. Когда он намекнул этому каплуну, что убийца не должен пожать плоды своего преступления, он и думать не думал ни о какой нелепой проделке с ворованными банкнотами. А теперь вот сиди всю ночь и жди телефонного звонка. Он как можно удобнее пристроил свое старое худое тело на воздушных подушках: сэр Маркус так же болезненно ощущал свои кости, как, наверное, ощущает их скелет, заключенный в своем последнем обиталище — цинковом гробу. Часы пробили полночь. Итак, он прожил еще один день.
Глава V
1
Рейвен ощупью пробрался в дальний конец сарая, где были сложены мешки. Он взбил их, как взбивают подушки, и заботливо сказал:
— Здесь ты сможешь немного отдохнуть.
Энн позволила ему усадить ее в углу на кучу мешков.
— Холодно, — сказала она.
— Ложись, я принесу еще несколько штук.
Он чиркнул спичкой, и крошечный огонек затрепетал в густой холодной темноте. Он принес мешки, укрыл ее и погасил спичку.
— А нельзя было оставить свет? — спросила Энн.
— Это опасно. Во всяком случае, — сказал он, — мне так лучше. Ты не видишь меня в темноте. И не видишь этого. — Он коснулся губы. Он постоял у двери, прислушиваясь, и услышал, как кто-то споткнулся о кучу шлака, а немного погодя — приглушенный голос. — Мне надо подумать, — сказал он. — Они знают, что я здесь. Может, тебе лучше уйти? Против тебя у них ничего нет. А то, когда заявятся, начнется
— Ты думаешь, они знают, что и я здесь?
— Наверняка они за нами следили.
— Тогда я останусь, — сказала Энн. — Пока я здесь, никакой стрельбы не будет. Они будут ждать до утра, до тех пор, пока ты не выйдешь.
— Вот это по-товарищески, — с угрюмой недоверчивостью пробормотал он: он опять начал в ней сомневаться.
— Я же сказала тебе, я на твоей стороне.
— Надо подумать, как отсюда удрать, — сказал он.
— Лучше отдохни пока. У тебя вся ночь впереди.
— Знаешь, а тут... хорошо, — признался Рейвен. — Темно. Спрятались от этого проклятого мира, как в нору. — Он не хотел подходить к ней, а сидел в противоположном углу с пистолетом на коленях. — О чем ты думаешь? — подозрительно спросил он.
Ее смех удивил и рассердил его.
— Как дома, — сказала Энн.
— Не надо мне про дом, — сказал Рейвен. — Побывал я уже в одном доме — до сих пор забыть не могу.
— Расскажи мне. Да, а как тебя зовут?
— Ты же и так знаешь. Читала в газетах.
— Нет, я имею в виду... как тебя назвали, когда крестили?
— Крестили! Христиане чертовы. Ты думаешь, в наше время кто-нибудь подставляет другую щеку? — Он негодующе стукнул барабаном револьвера по шлаковому полу. — Как бы не так. — Он слушал, как она дышит в противоположном углу, ее не видно, до нее не дотянуться, и его поразило странное чувство, что он что-то упустил. — Я не про тебя. Вот ты-то как раз христианка.
— Разве? — сказала Энн.
— Я повел тебя в тот дом, чтобы убить...
— Убить меня?
— А ты как думала? Не любовь же крутить? Да и куда мне. Герой-любовник...
— Почему же ты меня не убил?
— Люди появились. Только поэтому. А ты думала, я в тебя влюбился? Я вообще не могу влюбиться. Так уж я устроен. Никто не скажет, что я распустил нюни из-за юбки... Почему ты не сообщила обо мне в полицию? — продолжал он в отчаянии. — Почему ты их сейчас не позовешь?
— Но у тебя же пистолет.
— Я не стану стрелять.
— Почему?
— Не такой я человек, — сказал он. — Если люди со мной поступают по совести, я с ними тоже по-человечески. Ну, давай, кричи. Я ничего не сделаю.
— Послушай, — сказала Энн. — Сегодня вечером ты спас меня. Неужели мне надо просить у тебя разрешения на право быть благодарной?
— Та шантрапа не убила бы тебя. Кишка тонка. Чтобы убить, нужно быть мужчиной.
— Но твой друг Чамли почти дошел до этого. Он чуть не задушил меня, когда догадался, что я заодно с тобой.
— Заодно со мной?
— Ну да. Я ведь искала того же человека, что и ты.
— Подлец и ублюдок. — Он принялся размышлять, поигрывая пистолетом, но мысли его неудержимо стремились в ту сторону, где сидела Энн. Чувство ненависти, давно ставшее для него привычным, покидало его, и это его пугало.
— А голова у тебя варит. Ты мне нравишься.
— Спасибо за комплимент.
— Это не комплимент. Ты-то понимаешь. Хотел бы я доверить тебе одно дело, да не могу.
— Что же это, секрет?
— Нет, не секрет. Кошка, понимаешь. Я оставил ее у себя в комнате в Лондоне, когда за мной пришли. Ты, наверное, могла бы за ней присмотреть.
— Вы разочаровываете меня, мистер Рейвен. Я думала, вы расскажете, по крайней мере, о нескольких убийствах. — И вдруг с неожиданной серьезностью воскликнула: — Вспомнила. Место, где работает Дейвис.
— Дейвис?!
— Тот человек, которого ты называешь Чамли. Я уверена в этом. «Мидленд стил». На улице около «Метрополя». Не дом, а целый дворец.