Мастера детектива. Выпуск 7
Шрифт:
Мне казалось, я сплю и вижу кошмарный сон. Хотелось возражать, кричать о своей любви, просить прощения, но, несмотря на все мои усилия, я, как во сне, не мог раскрыть рта. Я провалился в болото, и под тяжестью собственного тела все больше и больше увязал в нем. Казалось я смотрел на Флору целую вечность, а она делала вид, что ничего не замечает.
Кошмар кончился, когда Флора встала. Подойдя к секретеру, вынула из выдвижного ящика пачку писем и разложила их передо мной.
— Прочти.
Анонимные письма, без даты, все на грязновато–белых листках
— Первое пришло полгода назад, Я не придала ему значения. Впрочем, я даже хотела сказать о нем тебе, но сразу не сказала, а потом — забыла. Затем, месяц спустя, я получила еще два. С точными указаниями. Мне захотелось убедиться в их лживости. И я увидела тебя, Вилли, в объятиях Сильвии, со счастливым лицом, какое было у тебя во время наших первых свиданий, десять лет назад.
Она забрала у меня письма, сложила их вместе и резким движением разорвала.
— Тебе не передать, Вилли, сколько мне пришлось выстрадать. Ты был для меня единственным мужчиной, и я не допускала даже мысли, что ты когда–нибудь сможешь обмануть меня, я хочу сказать, серьезно обмануть. Если бы ты время от времени и спал с Сильвией ради развлечения или с другой, или даже не с ней одной, это, в сущности, было бы почти нормально, по крайней мере, несущественно.
Ее голос на какое–то мгновенье, казалось, дрогнул, но она продолжила:
— Тогда как ваши длительные, регулярно повторяющиеся свидания, твоя двойная жизнь, твоя постоянная ложь… Все это было невыносимо. Вечером, когда ты возвращался и нежно целовал меня, словно ничего не случилось, я, улавливая на твоем пиджаке запах духов Сильвии, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться…
Я сделал шаг в ее сторону, она попятилась, и я остановился.
— Почему ты ничего мне не сказала? Почему так долго ждала?
— Откуда я знаю? Струсила, наверное. Я всё надеялась, что ты устанешь от нее или она от тебя, что ты вернешься, быть может, поплачешься мне в жилетку, и я тебя утешу… Я глупая, правда? Ты, наверно, находишь меня очень мелодраматичной. Все уже всё знают, начиная с журналистов. Между нами все кончено, Вилли. У меня нет сил продолжать партию, я выхожу из игры.
Я упал к ее ногам и, сознавая, что разыгрываю скверную мелодраму, обнял ее колени, прижался к ней, но она оставалась холодной как мрамор. Штамп, мелодрама, никудышная сцена. Появись такая в фильме, ее бы освистали. Но в жизни освистывают редко, потому что зритель — это одновременно и актер…
— Вилли, я приняла предложение Дэвидсона. Через две недели улетаю в Америку.
Я впал в панику, как и в тот день, когда Сильвия заявила мне о своем возможном отъезде в Италию. Я не знал, на каком я свете. Сильвия? Флора? Кого из них предпочесть? Поскольку Флора была здесь и сейчас, я любил ее, о другой я забыл, другую я отверг:
— Флора, я брошу Сильвию, клянусь тебе. Я не хочу, чтобы ты уезжала, я этого не переживу… Сильвия не в счет, я никогда
— Не надо клятв. Контракт подписан, я еду. Надеюсь, с Сильвией ты будешь счастливее, чем со мной…
Она указала мне рукой на дверь. Побежденный, я, пятясь, вышел из комнаты, спасовав перед слезами и боясь показаться смешным.
Хлопнула дверь, и немного погодя вновь зазвучала музыка Вивальди.
Она покинула Францию. Через полгода был оформлен развод. Спустя некоторое время я женился на Сильвин. Типично парижский брак.
Жизнь на вилле Шенвьер шла своим чередом. Изменилось только одно: хозяйка дома. Франсуаза—мудрая и преданная мне Франсуаза — осталась и взяла на себя командование взводом лакеев и садовников. Я купил новую машину, которую Сильвия стала использовать для своих частых поездок, но оставил и свою старенькую «Ланчу». Я вновь занялся поделками, которые было забросил из–за любовного раздвоения, но интерес к ним был уже не тот. Я не мог забыть Флору, которую все еще любил, и, оставаясь дома один, я, бывало, часами слушал ее пластинки, пытаясь представить, что она делает в данную минуту.
Срок действия моего контракта с «Аргусом» истек, и теперь я снимал кино для различных кинокомпаний, всегда с Сильвией в главной роли. О Фредерике Мэйан уже почти и не вспоминали, снималась она редко и, как правило, в очень дешевых картинах. Зато лицо Сильвии не сходило с обложек иллюстрированных журналов. И жизнь Сильвии в изложении предприимчивых и наделенных богатым воображением трудяг из еженедельника «Говорит Париж» навевала сладкие грезы на читательниц. Ну а я все больше и больше становился мсье Сильвия Сарман. И поскольку я не оправился еще от шока, вызванного бегством Флоры, мой последний фильм потерпел полное фиаско. Одной лишь Сильвии все было как с гуся вода: критики единодушно досадовали на то, что ей пришлось попусту растрачивать свой талант на такую ерунду…
Когда я, удрученный первым с начала моей карьеры провалом, лихорадочно работал над сценарием очередного фильма, в комнату влетела Сильвия. Она накладывала на лицо слишком много грима, и я сделал ей замечание, но она, как всегда, пропустила его мимо ушей. Уселась на кровать, обнажив стройные ноги, закурила.
— Любовь моя, — заворковала она, — тебе следовало бы немного отдохнуть, прежде чем снова впрячься в работу. Не успев закончить одну картину, ты кидаешься на другую. Это неразумно.
Чувствуя себя затравленным, я вскинул голову и закричал:
— Все заботятся о моем здоровье. Послушать тебя, так я уже конченый человек! Что за вздор ты несешь? Один провал после восьми удач вовсе не значит, что я проиграл! Ну ошибся, с кем не бывает! Возьми любого романиста: если одна книга у него получается слабее остальных, в доверии ему не отказывают!
— Ты не писатель, Вилли, а кинематографист. И должен знать, что в кино художественный провал влечет за собой целую серию провалов финансовых, напрямую тебя это не коснется, но недовольство кинокомпании вызовет.