Мастера и шедевры. Том 3
Шрифт:
… Вспоминаю тридцать девятый год. Зачетную сессию. Большие мастерские сплошь увешаны работами студентов. Двери распахнуты. Шумная ватага бродит по комнатам, выглядывает яркие талантливые рисунки, холсты.
Особо людно в мастерской Сергея Васильевича Герасимова. Молодежь столпилась у полотна Василия Нечитайло «Цыганочка».
Из уст в уста передают слова Иогансона, который сказал об этой картине: «Вот вам и диплом!»
Молчаливая, печальная девушка. Смуглая, с иссиня-черными косами, обрамляющими строгое красивое лицо, стоит она, устало опершись о стол
Любочка-почтальон.
Сейчас холст в старой позолоченной раме висит в мастерской Василия Нечитайло.
Когда я увидел его, немедля перед глазами встала юность, тревожное, незабываемое, щемящее время, когда в самом воздухе института жил дух творчества, беспокойного радостного труда, всеми владела жажда познания красоты природы, человека.
Ребята работали в мастерских, на пленэре, копировали в музеях шедевры старых мастеров. В утлых комнатенках общежитий висели репродукции с картин Веласкеса, Рембрандта, Александра Иванова…
Студенты мечтали стать настоящими станковистами, истинными мастерами. Для этого стоило трудиться, трудиться, трудиться. И в этом благородном порыве молодежи помогали Грабарь и его товарищи — корифеи отечественной школы.
Учитель…
Сколько вложено в это короткое слово! Только сейчас можно осмыслить все благородство, подвиг этих прекрасных художников, чье время было так драгоценно.
И все же они отдавали годы жизни своим беспокойным, порою непослушным, иногда не очень серьезным подопечным, вкладывали в них всю душу, опыт, любовь к искусству. Игорем Грабарем и его соратниками владела мечта восстановить вновь полновесную станковую живопись.
Что греха таить, только в наши дни со всей очевидностью стало ясно, что в шумное авангардистское начало двадцатого века «новаторы» успели изрядно расшатать традиции реалистического искусства, в запале «формотворчества» оставалось мало места для школы, мастерства, а это привело к тому, что многие художники потом всю жизнь прохромали недоучками, с трудом рисуя и пытаясь наверстать упущенное время…
… Тихо, очень тихо в студии.
Горький густой запах полыни напоминает нам о родине мастера.
Татарник, чебрец, бессмертник, ковыль, полынь… Степные цветы и травы.
Красные партизаны. Фрагмент.
Они любовно собирались и привозились художником из Сальских степей, куда он, невзирая ни на какие заботы, уезжал каждое лето черпать новые силы из родника русской природы.
— Какой Вася был непоседа, — тихо говорит вдова живописца Мария Владимировна Савченкова — Марийка, как зовут ее до сих пор друзья. И действительно, когда глядишь в
— Не углядела я, — грустно промолвила Мария Владимировна, — как перетрудился, надорвался Василий. Ведь он никогда не жаловался на свои хвори…
Вспоминаю лишь теперь с особым значением: когда он окончил свое последнее большое полотно «Красные партизаны», то взял меня за руку, отвел подальше от холста…
Долго, долго стоял.
Потом сказал:
«Маша, запомни, это моя самая лучшая картина», — и как-то ясно и пристально посмотрел мне в глаза.
Март 1981 года. Центральный выставочный зал Москвы.
«Красные партизаны».
На заре ветер прогнал туман. Первые лучи рассвета зажгли улыбчивую сиреневую марь на меловом отроге далекого кряжа, и, казалось, само небо, повитое нежной розовой дымкой, слилось там, за сизыми горбами бугров, с седой ковыльной степью.
В глубокой, просторной балке повеяло родниковой свежестью, горько и приторно запахло полынью.
Загорелись малиновые макушки татарника.
В утренней тишине раздался конский храп, прозвучали негромкие отрывистые слова боевого приказа. Партизаны…
Холст Василия Нечитайло — проникновенное слово о земляках, суровых буднях гражданской войны на Придонгцине, о своем отце-красногвардейце.
Взволнованный рассказ о сыновней любви к земле, народу, о своей причастности, приверженности к судьбе Отчизны.
В гостях у молодых.
И в страстной открытости — неодолимая сила этого большого полотна, искреннего, глубоко правдивого.
Вглядываюсь в предрассветную рань «Красных партизан», а в памяти вдруг встал другой холст.
«Последнее утро Кочу бея»-так можно было бы назвать эскиз, написанный студентом-дипломником Нечитайло ровно за сорок лет до создания «Красных партизан».
… Горит последняя заря.
Сверкающая прорезь в хмуром небе. Страшная ночь позади.
Палачи ведут легендарного героя на казнь. Худой и обритый после перенесенного тифа, истерзанный, изможденный Иван Кочубей гордо несет непокорную голову.
Он не польстился на посулы врага, не предал товарищей. Предпочел лютую смерть.
Былинная, эпическая тема гражданской войны недаром была близка живописцу. Ведь его отец Кирилл Никитович Нечитайло, бедняк, работавший по найму у помещика, одним из первых ушел в партизаны.
Рядом с родной станицей Воронцово-Николаевской была глубокая степная Янина балка, где стоял его отряд… Высокий, почти в человечий рост ковыль скрывал бойцов, коней. Эту вот именно балку изобразил Василий Нечитайло на картине.
Мария Владимировна раскрывает старую картонную папку. Достает коричневую выгоревшую фотографию. 1931 год.