Мастера книги
Шрифт:
Едва мы переступили порог нужного корпуса, как путь нам закрыла своей грудью старушенция со шваброй, – вот уж действительно символ советской эпохи. Мне даже на какое-то мгновение захотелось посмотреть в календарь, чтобы убедиться, что мы все еще в 2009, а не в каком-нибудь 1981 году. Но стоило ей открыть рот, как призрак большевизма рассеялся в одно мгновение.
– Надевайте бахилы. Вход без бахил строго запрещен, – сообщила она и указала свободной от швабры рукой на выдающий бахилы автомат. Выдавал он их совершенно бесплатно, – наши боссы не козлили в мелочах.
А вот в советское время бахил, не говоря уже о таких аппаратах не было даже в кино.
После того, как мы надели бахилы, нам было позволено приблизиться к окошку администратора. Администратором была скучающей в стеклянной будке в метре от мужика в черной форме женщина пенсионного возраста. Найдя мою фамилию в списке, она выписала нам с Алиной по пропуску: мне пропуск пациента, а ей гостевой.
– Предъявите пропуск охраннику и проходите по коридору налево. Палата 202, – строго напутствовала она.
– А где охранник? – спросил я.
– Окошко рядом, – ответила она и так на меня посмотрела, словно я спросил ее о чем-то неприличном.
Оказалось, что пропуски нам надлежало предъявить тому самому хрену в черной форме, который сидел в той же будке на расстоянии вытянутой руки от администратора. Причем между ними не было даже намека на перегородку.
– Театр начинается с вешалок, – съязвил я, когда мы уже были вне досягаемости цербера.
– Служба безопасности и должна быть немного параноидальной, – возразила Алина, – иначе от них вообще не буде никакого толка.
– Ну не до такой же степени… хотя людям вообще свойственно доводить все идеи именно до такой вот крайней маразматической формы.
Палата мне досталась на два человека. Конечно, два человека – это не пять или десять, но все равно, я бы предпочел одноместный номер.
– Не волнуйся, к тебе никого не подселят, – обрадовала меня Алина.
– Откуда ты знаешь?
– Я же сказала, что позаботилась обо всем.
– Доброе утро, – поздоровался, входя в палату, мужчина лет тридцати.
При его 175–180 сантиметрах роста он был настолько худым, что дон Кихот показался бы рядом с ним настоящим толстяком.
– Я – Лев Вениаминович, я буду вашим врачом, – сообщил он, когда мы ответили на его приветствие.
Вот, оказывается, каковы настоящие львы, – промелькнуло у меня в голове, и эта мысль заставила меня улыбнуться. Похоже, он принял мою улыбку за «очень приятно» и улыбнулся в ответ.
– Пока обживайтесь… я за вами зайду… минут через тридцать.
– Я что, здесь надолго? – поспешил спросить я, пока он не ушел.
– Все будет зависеть от результатов обследования, но постараюсь вас выписать, как можно быстрей.
– Только слишком не торопитесь.
Теперь улыбнулся он.
Все отведенное нам время мы просидели с Алиной на моей кровати, взявшись за руки, словно мне предстояло не какое-нибудь рядовое обследование, а сложная операция с возможным летальным исходом. Когда же наш доктор пришел за мной, Алина поцеловала меня в щеку, сказав:
– Ни пуха, ни пера.
– К черту, – традиционно ответил я.
– Так что с вами произошло? – спросил врач, когда мы остались одни.
– Мы отдыхали в деревне. Там мне приснился интересный сон, который я, проснувшись утром, превратил в рассказ. Потом испугался, что могу накликать тем самым на себя беду… В общем, я его порвал в клочья. Затем уже дома, когда я включил ноутбук, я увидел, как он на меня смотрит своим монитором. Мне стало страшно, но моей реакцией на этот страх был смех, который прошел, только когда мне сделали укол. После этого я чувствую себя нормально.
– То есть 002 миллиграмма (непроизносимое название) сняли все эти симптомы?
– Похоже на то.
– А почему вы считаете, что ваш рассказ связан с галлюцинацией и смехом?
– А разве нормально бояться того, что сам только что придумал?
– Ну, людям вообще свойственно испытывать суеверный страх, а иначе у нас не было бы столько религий, магов-колдунов и примет, а многим творческим людям свойственно думать, что их творчество способно влиять на реалии нашей жизни. Помните же, кажется, Уайльда: жизнь имитирует искусство или искусство имитирует жизнь? А кто-то из известных писателей, не помню, к сожалению, кто, в своем интервью рассказывал, что в своих книгах придумывает только декорации, в которые помещает хорошо известных ему людей и дальше представляет, как бы они повели себя в той или иной ситуации… исключение составляют лишь те герои, которым предстоит умереть на страницах книги. Этих он не берет из жизни, так как боится заигрывать со смертью. Так что… В любом случае выводы будем делать уже после обследования.
– Это не больно?
– Совершенно. К тому же моя фамилия не Хаус.
– Когда приступим?
– Сейчас, если вы не против.
Мы вышли из палаты, прошли немного по коридору, вышли на лестницу. Я нацелился на восхождение на верхние этажи, мы были на первом, но Лев Вениаминович вовремя меня перенаправил:
– Нам вниз, – сообщил он.
Путь вниз находился за тяжелой стальной дверью. Разумеется у доктора был свой персональный ключ. Переступив через порог, мы из обычной в принципе больницы перенеслись в мир декораций для фильма о мрачных подземельях средневековья или фантастики вроде «Чужих». Мы очутились в освещенном редкими тусклыми лампочками коридоре, петляющем и ветвящемся самым неимоверным образом. Это был настоящий лабиринт, да такой, что Минотавр почувствовал бы себя в нем, как дома. Короче говоря, настоящий рай для приведений и заколдованных сокровищ. В домике Минотавра был ремонт, и фрагменты старых кабелей и трубопроводов, кучки строительного мусора и сложенные стройматериалы придавали этому месту своеобразный сюрреалистически мрачный шик, как и расположенные на неравных расстояниях друг от друга по обе стороны коридора запертые стальные двери. Наверно, если бы не Лев Вениаминович, я бы полностью потерялся в этом неэвклидовом пространстве, сделав каких-нибудь десять шагов.
Лев Вениаминович так уверенно шествовал чуть впереди, словно шел из собственной спальни в гостиную или наоборот. Ему бы подходящий костюм, и он вполне бы сошел за Харона. В больничной же униформе он был похож на Харона переодетого, что придавало нашему сошествию в царство Аида немного авантюрный оттенок.
– У вас тут Данте случаем не лежал? – спросил я.
– Жутковатое место, – согласился мой проводник.
– Ну вы же Лев, а со львом мне бояться нечего. Особенно когда лев знает дорогу.