Мастерство романа
Шрифт:
Кроме того, сэр Уилоби решает оказать поддержку молодому Кросджею Паттерну, сыну того лейтенанта, лишенного аристократических манер. Но так ли это на самом деле? Действительно ли Мередит желает показать злодея с приятной стороны, как человека, осознавшего допущенную им жестокость по отношению к своему родственнику? Ничуть нет; вскоре выясняется, что акт милосердия, предпринятый сэром Уилоби, был сделан им лишь ради удовлетворения собственного самолюбия. Эгоизм этого человека утонченно многолик. И утонченность самого автора, кажется, должна лишь ублажить проницательность читателя: перед ним не простая мелодрама; это история, максимально приближенная к жизни...
Таким образом, мы видим, как вторая затея сэра Уилоби с женитьбой терпит такой же крах, что и первая, в то время как между его предполагаемой невестой и кузеном Верноном все больше возрастает взаимное влечение. Осознав, что потерпел неудачу во второй раз, сэр Уилоби пытается смягчить уязвленное самолюбие, предлагая Летиции руку и сердце. Разумеется, она отвергает это предложение. (В реальной жизни она наверняка бы его приняла, но в романе она должна нанести очередной удар по самолюбию эгоиста). Тогда он пытается расстроить брак между Верноном и Кларой, в который раз демонстрируя свое убеждение, будто все вокруг пляшут под его дудку. Но даже эта затея не приносит ему желанного удовлетворения, после того как Клара заявляет ему о том, что Вернон и она в любом случае намерены пожениться... В результате единственное, что остается делать эгоисту, — это броситься к ногам Летиции и просить ее выйти
Разумеется, все это выглядит нелепо. Если герой, действительно, является таким негодяем, каким его изображает Мередит, то он никогда не изменится за одну ночь. Спустя полгода Уилоби наверняка начнет морочить голову бедной девушке и вести себя еще хуже, чем раньше. При ближайшем рассмотрении вся книга оказывается не более «приближенной к жизни», чем «Рождественские повести»Диккенса. Еще в большей степени, чем мы могли предположить, книга остается лишь еще одним викторианским романом, в котором происходят совершенно нелепые вещи. Но мы не воспринимаем все это, — и именно тогда, когда угадываем основной трюк автора. Мы наслаждаемся тем, что разрешаем Мередиту запросто управлять нашими чувствами. Мы наслаждаемся тем, что ненавидим сэра Уилоби, что восхищаемся Летицией и что сочувствуем Вернону и Кларе. А сам факт того, что Мередит взывает к столь простым чувствам, в то время как повествование остается столь изощренным и интеллектуальным, заставляет нас думать, что все мы достаточно милые люди...
Сам трюк заключается в следующем: в создании и снятии напряжения, связанного с ощущением свободы. Впрочем, этот принцип может применяться на различных уровнях повествования. Например, большинство романов Джейн Остин рассказывает о том, как молодая привлекательная женщина мечтает выйти замуж. Свобода, о которой мечтают ее героини, — это собственный дом и муж, приятный во всех отношениях. Как и в случае с Мередитом, остроумие и изысканный язык писательницы остаются завесой, под которой нам сложно распознать, что на самом деле романы Остин являются в своей основе исполнением фантастических желаний школьницы. Все обаяние ее произведений заключено в простоте сюжета. Так, например, в романе «Убеждение»мы имеем дело с вариацией на тему Золушки, где действуют две сестры, одна из которых красивая, блистательная и избалованная, другая же — милая, застенчивая и умная. Застенчивая сестра по имени Анна на свой страх и риск согласилась на помолвку с капитаном Вентвортом, но семья девушки воспротивилась этому, заставив ее разорвать помолвку, поскольку жених был небогат; таким образом, восемь лет спустя, когда капитан Вентворт в действительности разбогател, Анна все еще находится в расцвете своих сил... Любой читатель способен догадаться о том, что произойдет дальше. Все, что остается сделать Джейн Остин, — это каким-либо образом сделать так, чтобы Анна и капитан вновь оказались вместе. И она делает это с помощью природного мастерства прирожденной рассказчицы или, — если позволительно будет сказать, — неисправимой мечтательницы. Семья Анны переезжает в Бэт (в связи с тем, что ее отец, испытывая финансовые затруднения, вынужден был сдать в аренду родной дом Келлинч-Холл). На новом месте они общаются с широким кругом людей, что приводит вскоре к неизбежным осложнениям. Естественно, Анна вновь встречает капитана Вентворта. И руководствуясь стремлением организовать их будущее семейное счастье, Джейн Остин берется использовать собственную фантазию на редкость грубым способом. Луиза Масгрув, основная соперница Анны в партии с капитаном Вентвортом, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание, решается спрыгнуть с лестницы, ведущей на набережную в Лайм-Риджис. «Она стремительно скатилась вниз по лестнице в течение полусекунды, затем упала на песок Нижнего Оврага и была поднята на руки уже бездыханной! ...внезапный ужас охватил всех, стоявших рядом». Луизу отвозят в дом друзей капитана Вентворта, а тихая Анна, используя все свое старание, остается ухаживать за ней возле ее постели. И дальше — больше. Это еще не конец романа. Джейн Остин слишком любит наслаждаться своими романтическими фантазиями, чтобы положить им конец. Анна убеждает себя в том, что капитан Вентворт любит Луизу. Капитан Вентворт убежден в том, что Анна влюблена в своего кузена, некоего мистера Элиота, который появляется в романе, чтобы исполнить роль злодея. Но в конце концов все становится на свои места, и различные супружеские пары находят друг друга, словно в музыкальной комедии. В своей основе роман представляет собой много шума из ничего, ибо если бы у Анны была хоть капля ума, то она вышла бы замуж за капитана Вентворта, когда ей было еще девятнадцать. Но тогда не было бы самого романа, а это на самом деле печально, поскольку «Убеждение»представляет собой яркий пример того, как следует мечтать.
Однако свобода, интересующая Джейн Остин, несомненно, находится на более низком уровне своей реализации, нежели свобода, интересующая современных романистов, наподобие Жана Поля Сартра. Главный герой его трилогии «Дороги свободы» («Les Chemins de la Libertе»)Матье Деларю одержим иными формами ее проявления: моральными, политическими и «экзистенциальными». Сравнивая Матье Деларю с Анной Элиот, мы понимаем, почему проблемы, поставленные Сартром в его романах, более значительны, нежели в романах Джейн Остин. Матье работает ассистентом профессора, и он совершенно разочарован в самом себе, не зная на самом деле, что он хочет от жизни. У него есть любовница, и она беременна; как бы то ни было, но он больше ее не любит. Он влюблен в одну из своих студенток, но ей на него наплевать; как бы то ни было, но Сартр знает, что даже если бы он был ей дорог, это бы ничего не решило. Подобно Комасу Бессингтону, Матье знает, что он не хочет, но понятия не имеет о том, чего он в действительностижелает. Буржуазные идеи безопасности и материального успеха вызывают у него отвращение; он не верит в религию; он не может сделать ни одного решающего заявления по поводу коммунистической идеологии, хотя она его очень привлекает. В первом романе трилогии, который называется «Возмужание», он, действительно, занят проблемой, которая создает необходимое напряжение: он должен найти деньги для того, чтобы сделать аборт своей любовнице, но никто не хочет их ему занимать.
Парадокс заключается в том, что эта первая часть трилогии является удачным и хорошим романом, несмотря даже на то, что Матье ни на шаг не приблизился к тому, чтобы достичь своей внутренней свободы. Его любовница нашла выход из сложившейся ситуации, выйдя замуж за гомосексуалиста. И здесь мы сталкиваемся с целым рядом проблем различных персонажей романа: гомосексуалиста, молодого клептомана, певички из кабаре и так далее. Дочитав последнюю страницу книги, вы сразу же испытываете огромное желание открыть второй роман, поскольку захотите узнать, что стало с этими персонажами. Но не прочитав и половины следующего романа, читатель начинает испытывать импульсы чрезвычайно неприятного подозрения. Возможно ли то, чтобы Сартр не знал, куда он идет? Спустя еще сотню страниц в этом уже нет никакого сомнения. Изумленные до предела, мы имеем дело с таким писателем, который берет нас в дорогу, понятия не имея о месте назначения, — и безо всякой гарантии того, что мы, действительно, куда-нибудь прибудем.
Как это возможно? Какие ошибки были допущены автором? Мы в состоянии дать ответ, даже если Сартр не смог это сделать. Он упустил из вида главное правило создания и реализации напряжения. Он пришел к ошибочному выводу о том, что первый роман трилогии получился таким интересным потому, что действие в нем последовательно развивалось от одного персонажа к другому. Теперь же он попытался сделать то же самое, но только в более крупном масштабе: увеличивая число персонажей и распространяя действие своего произведения до тех пор, пока оно не охватило всю Европу накануне вторжения Гитлера во Францию. Он пришел к ошибочному убеждению, будто серьезность заявленной им темы и неминуемая катастрофа предстоящей войны способны занять внимание читателя. Но на деле это не так. Читателя занимают совершенно простые проблемы, вроде той, что волнует Матье, находящегося в поисках денег, чтобы сделать аборт своей подруге. Без такой проблемы не может быть создания и реализации напряжения. Более того, Сартр преступает это правило самым кардинальным образом, произвольно переключаясь от одного эпизода к другому в самой середине главы, вводя для читателя, едва лишь успевшего заинтересоваться одним кругом персонажей, уже новый круг. В романе присутствуетряд в высшей степени удачных эпизодов, которые совершенно ясно указывают на ошибки, допущенные автором. В книге рассказывается история молодого романтика-пацифиста по имени Филипп, который бежит из дома и оказывается в среде парижских гомосексуалистов. Когда дело доходит встречи с молодым человеком, читателя охватывает напряженное желание узнать, что произойдет дальше. Пожалуй, самый замечательный эпизод в романе «Отсрочка» («Le Sursis»)происходит в поезде, в котором размещен эвакуированный госпиталь с парализованными пациентами, когда молодой парень приходит в себя, лежа рядом с симпатичной девушкой, так же, как и он, парализованной ниже пояса. Затем он слышит, как девушка зовет медсестру, поскольку у нее понос, а ночной горшок находится под ее кроватью. Парень приходит в ярость; но вскоре берет себя в руки, говорит себе, что девушка больна, и чувствует, как в нем растет любовь и нежность к ней. Этои есть пример того, как в романе появляется новая основа для дальнейшего действия. Но тут же Сартр меняет этот эпизод на новую сцену, в которой политики читают заявление президента Масарика о подчинении Гитлеру. Сам автор, конечно же, уверен в том, что любой серьезный читатель найдет эту внезапную перемену очень существенной и трогательной. На самом деле, она способна вызвать лишь скуку и раздражение, и у меня нет никакого сомнения в том, что каждый, кто читал эту книгу, поспешил пропустить ближайшие несколько страниц, чтобы найти продолжение истории с парой молодых людей. Роман потерял свое единство еще задолго до окончания третьей книги. Сартр начал четвертый роман своей эпопеи, но вскоре забросил эту идею. Большинство читателей сделало то же самое намного раньше.
В чем заключается недостаток трилогии «Дороги свободы»? В том, что Сартр не был способен разрешить проблему того, как его герою Матье достичь свободу? Разумеется, нет. На этот вопрос был дан удачный ответ уже в первом романе трилогии. Недостатком этих романов является то, что Сартр забыл опереться на основной закон создания напряжения и его снятия.
Теперь мы можем понять, в чем заключались ошибки всех крупных литературных полотен в духе «Жана-Кристофа»Роллана, «Кристины, дочери Лавранса»Унсет и даже «Войны и мира». Момент напряжения и его снятия достигается в «Жане-Кристофе», как только к музыканту приходит успех. И если бы тогда же Роллан сказал: «И он жил с тех пор мирно и счастливо...», — читатель смог бы закрыть книгу с чувством полного удовлетворения. Но если же Роллан задумал продолжить свой труд, то тогда ему следует начать все заново, создавая в романе новое напряжение. И здесь заключена еще одна возможность правильного решения проблемы. В самом начале книги Роллан мог бы поставить перед своим героем какую-нибудь далекую и великолепную цель, — вероятно, что-нибудь в духе творения Вагнера в Байрейте или же огромной, провидческой Девятой Симфонии, которая была бы способна изменить судьбы мира. И тогда, лишь намекнув на достижение этой высшей точки своей колоссальной цели, автор мог бы продолжать свой роман на протяжении пяти тысяч страниц — вероятно, Роллан сумел бы создать целую серию эпизодов, содержащих подобную структуру напряжения и его снятия. Роман, который просто заканчивается смертью героя, имеет под собой неверную основу.
Естественно, было бы неправильным делать вывод о том, что «Убеждение»является более «удачным» романом, нежели «Жан-Кристоф», не имея при этом в виду, что Ромен Роллан изначально ставил перед собой куда как более высокие цели, нежели Джейн Остин. Роллан хотел написать книгу о необъятном стремлении к свободе, которое занимало еще Бетховена, а не о девушке из среднего класса, мечтающей найти себе мужа. Мы вновь должны вернуться к классификации Дэвида Линдсея, делившего романы на те, что описывают мир и те, что его объясняют. Или же проще: на птиц «высокого» и «низкого» полета. Джейн Остин, Шарлотта Бронтё и Антони Троллоп были блестящими романистами; но они принадлежали к писателям низкого полета. Роллан, Сартр, Д.Г.Лоуренс, Достоевский и сам Линдсей представляли собой авторов высокого полета. Я мог бы едва переводя дыхание назвать великое множество «удачных» романов низкого полета, начиная с «Памелы», «Гордости и предубеждения»и «Джен Эйр»и заканчивая «Историей мистера Полли»Уэллса, «Тузом»Арнольда Беннетта, «Счастливчиком Джимом»Кингсли Эймиса и «Жизнью наверху»Джона Брейна. Все они заканчиваются успехом на одном из различных уровней «достижений». Но мне пришлось бы немало потрудиться, чтобы составить список хотя бы дюжины удачных романов «высокого полета», а в конце этого занятия я был бы вынужден признать свое полное поражение. Достоевский и Лоуренс, несомненно, являются писателями высокого полета, но лишь по прочтению немногих романов этих авторов читатель испытывает чувство полного удовлетворения, — подобно ощущению после сытного обеда, — которое мы получаем при чтении «Эгоиста»и «Убеждения». И это лишь потому, что всецело «удачный» роман заканчивается разрешением той проблемы, которую он поставил перед собой в самом начале, в то время как проблемы, поставленные писателями высокого полета, слишком велики, чтобы быть решенными на страницах одной книги. В этом смысле большинство шедевров художественной литературы двадцатого века были «провалами»: например, «Человек без свойств»Музиля, «Влюбленная женщина»Лоуренса, «Любовь в Гластонбери»Джона Каупера Пауиса, «Далекое и близкое»Л.Г.Майерса и даже «В поисках утраченного времени»Пруста. (О многих из них я скажу в свое время).
Ко мне на ум приходят лишь два произведения, которые можно причислить к удачным романам «высокого полета»: это «Корни неба»Ромена Гари и «Сложный человек»Гуго фон Гофмансталя (последнее произведение является пьесой, но законы драмы в своей основе те же, что и в романе). Героем романа «Корни неба»является человек, одержимый жестокостями дикой природы Африки и в частности жизнью слонов. Диагноз более чем неутешителен; однако борьба Мореля за сохранение африканских слонов становится символом борьбы человека в двадцатом столетии за сохранение себя самого от собственного стремления к саморазрушению. Это один из немногих романов двадцатого века, который заканчивается огромным зарядом оптимизма по поводу человека и его духа.