Чтение онлайн

на главную

Жанры

Мастерство романа
Шрифт:

Алетея Хейтер описывает подобные ощущения в своей книге «Опиум и романтическое воображение»:

«Практически во всех случаях изначальный эффект от принятия опиума состоит в снятии всякого напряжения и тревог, в ощущении особого вида расслабленности и блаженного успокоения, которое обыкновенно называется... эйфорией... в чувстве отстранения от внешнего мира, похожем на движение легкого бриза, уносящего тебя прочь... все заботы, страхи, запреты и скука словно исчезают насовсем, и вместо этого тебя охватывает чувство безмятежного спокойствия. ...Теперь ты находишься в состоянии беспредельного успокоения. Тебя ничто не тревожит, ничто не заботит; ты примирился со своими ближними, поскольку теперь тебе нет до них никакого дела; тебя не заботят их проблемы; и любая несправедливость и неуважение, которые прежде ты с такой очевидностью замечал вокруг себя, внезапно отступают на задний план, оказываясь бессильными причинить вред твоему неуязвимому самолюбию».

Данная цитата показательна не в смысле описания ощущений человека, употребляющего опиум,

а в смысле общей картины всехпризнаков духовной свободы человека, даже если безразличие со стороны ваших собратьев не имеет для вас никакого значения.

Любые мечты и «мысленные эксперименты» имеют один и тот эффект, даже если речь идет об «убийстве» вашего заклятого врага: они приносят облегчение от внешнего и внутреннего гнета, подобно тому, как подводный пловец вновь ощущает себя на поверхности, жадно глотая воздух.

Таким образом, основная цель романа изначально была связана с пониманием смысла свободы, и проблема свободы человека стала одной из главных его тем. Ловелас Ричардсона говорит об удовлетворении «своей собственной царственной воли». Руссо заявляет о том, что «человек рожден свободным, но повсюду заключен в цепи», предполагая, что демократическое устройство, образование и более справедливое распределение богатства должны принести всем людям долгожданную свободу, право на которую было дано ему от рождения. Шиллер говорит о том, что «лишь свобода творит гигантов». В основе всех романов маркиза де Сада лежало предположение о том, что целью всей человеческой жизни являются удовольствия и что люди вольны удовлетворять их, даже путем убийств и пыток. Известный герой Байрона грозит небесам кулаком, отстаивая собственное право делать то, что ему хочется, несмотря на окружающих людей. Примером еще одного байронического мятежника является образ Хитклифа из романа Эмилии Бронтё...

Последствия этого мысленного эксперимента в области человеческой свободы весьма схожи с опиумным опьянением. Погружаясь в художественный мир романа или любой из поэм Байрона (имевших у читателей куда как больший успех, чем сами романы), невольно ощущаешь «снятие всякого напряжения и тревог, особый вид расслабленности и блаженного успокоения» и так далее. Существует известное сходство между чтением романа и потреблением опиума; любому опытному читателю знакомо чувство забытья, потери контакта с внешним миром, некий вид душевной диспепсии.

Тем не менее между тем и другим существует одно существенное различие. Употребление опиума оказывает свое воздействие на центральную нервную систему человека, на время успокаивая ее и отпуская в свободное путешествие наркотического транса. Роман же оказывает свое воздействие на человека путем расширения видения. Повседневное сознание людей ограниченно, подобно узким линзам камеры. Ими хорошо снимать превосходные картины крупным планом, общий вид которых тем не менее достаточно узок. С другой стороны, профессиональный фотограф может снабдить свою камеру широкими линзами, с тем чтобы сделать снимок всей панорамы в целом. А этои есть аналог сознания, к которому мы приходим с помощью чтения романа. Он снабжает наши души широкими линзами, с помощью которых мы смотрим на мир. Он дает нам возможность «отстраниться» от событий, подобно камере висящей в воздухе, которая внезапно открывает нашему взору самые дальние уголки сельской местности. Разумеется, мы всегда «знали», что эти уголки существуют, хотя бы и в абстрактном смысле; но узкие линзы повседневного сознания оберегали нас от непосредственного взглядана них. Впечатления многих людей, принимавших опиум, имеют схожий эффект, — они могли свободно перелетать через горы или преодолевать просторы океана, — но их видение вещей оставалось лишь бесконтрольным наркотическим сном. Роман же можно было бы назвать контролируемым опиумным опьянением. Его целью остается обеспечение широты нашего сознания.

Теперь становится ясным, почему «натуралистический роман» не стал тем революционным прорывом в литературе, о котором мечтали Флобер и Золя. Напротив, в «Госпоже Бовари»Флобер сделал целый шаг — а на самом деле, даже два шага — назад. Он просто заменил широкие линзы своей камеры на узкие. А центральным персонажем своего романа он сделал недалекую кокетку, которая даже при самом смелом полете фантазии не может стать собственным образом Флобера. (Известны слова писателя: «Госпожа Бовари — это я сам, но это совершенно не так»). Все верно: в романе «Госпожа Бовари»речь идет о «свободе» — жена сельского доктора пытается стать в некотором роде свободным человеком, — но в романе нет исследованияо человеческой свободе; судьба Шарля и Эммы предрешена с самого начала. И отнюдь не из-за трагического мировоззрения Флобера, но из-за его изначального презрения к ним.

Если бы Флобер и Золя были настолько гениальны, они попытались бы соединитьузкие и широкие линзы, подобно тем бифокальным аппаратам, с помощью которых в любой момент вы можете поменять фокус вашего зрения.

Эту истину удалось усвоить только одному великому романисту: Толстому. В романе «Война и мир»мы находим соединение узкого и широкого видения. Э.М.Форстер совершенно прав, говоря о том, что в романе Толстого «нас восхищает чудовищное ощущение пространства, звучащее в нас, словно музыка». И далее: «Стоит лишь бросить беглый взгляд на «Войну и мир», как мы услышим звучание великолепных аккордов, даже не догадываясь о том, что именно вызвало в нас эти звуки... Они исходят из необъятных просторов России, расточающей множество эпизодов и персонажей романа, всех ее мостов и замерзших рек, лесов и дорог, садов и полей...» Впрочем, ошибка Форстера состоит в его убеждении, будто «звучащая в нас музыка» объясняется чувством «чудовищного пространства». Если бы это было так, то тогда и старинные плутовские романы — наподобие «Дон Кихота», «Жиль Блаза», «Тома Джонса» —вызвали бы в нас схожие ощущения, поскольку каждая из этих книг содержит описание огромных пространств, а любой рассказ о путешествиях источал бы «звучание великолепных аккордов». Форстер не обратил внимание на главную тему любого романа — тему свободы. Битва с Наполеоном является у Толстого символом свободы; другой символ составляют в романе описания необъятных пространств. Но наибольший интерес представляет собой одержимость свободой двух главных персонажей книги: князя Андрея и Пьера. Выдающаяся заслуга Толстого состоит в том, что он стал первым романистом, который осознал парадоксальнуюприроду свободы, — то самое противоречие, которое имел в виду Оберман, говоря о том, что дождь вызывает у него чувство подавленности, а свет солнца при этом кажется бесполезным. Толстой сумел сделать вывод о том, что любая физическая свобода наших поступков: возможность идти туда, куда тебе хочется, и делать то, что тебе нравится, — начинает вскоре надоедать, в то время как любой вид опасности и непредвиденной ситуации способен вызвать в нас сильное ощущение свободы. Пьер остается скучным и довольно пустым человеком, когда ему нечего делать и он проводит время в собственных развлечениях. Но он осознает смысл свободы, оказываясь перед отрядом французских солдат, собирающихся расстрелять его как шпиона, — в тот самый момент, когда жизнь становится для него бесконечно желанной. Но именно здесь Толстой подключает к разрешению проблемы свой рациональный интеллект, на деле фальсифицируя результат. Получив помилование, Пьер становится военнопленным; глубокое впечатление на него оказывает душевная успокоенность старого крестьянина по имени Платон Каратаев, который верит, что на все воля Божья, и засыпает спокойным сном невинного ребенка. Как и Пьер, сам Толстой приходит к убеждению, что лишь руссоистская формула «Назад к природе» способна стать ответом на страстное стремление человека к свободе.

В отличие от самого писателя, произведения Толстого полны инстинктивных прозрений в «абсурдную» природу свободы. Горький рассказывает одну из типичных историй о Толстом, характеризующую данное противоречие. Как-то прогуливаясь с Толстым по улице, они встретили двух драгун, шедших рядом с ними. Толстой пробурчал: «Военные идиоты... шагают, как заводные игрушки, без единой мысли в голове...» Но стоило только драгунам пройти мимо писателей в ногу, ровным шагом, в блеске своих голубых мундиров, как Толстой внезапно воскликнул: «Разве они не восхитительны!» Толстой никогда не был рабом своих теоретических выводов; чисто природные влечения жизни обладали для него куда как большей истинностью. Это нашло свое выражение в эпизоде романа «Война и мир», в котором дается описание старого дуба. Проезжая мимо дерева по пути к Ростовым, князь Андрей созерцает мертвые ветви дуба, и он чувствует, что его собственные надежды и мысли так же мертвы. У Ростовых он случайно оказывается свидетелем разговора двух девушек, сидящих у открытого окна в их спальне, и князь внезапно ощущает в себе прилив новых чувств и наслаждений. По пути домой он вновь проезжает мимо старого дуба, ветви которого уже покрыты весенней листвой...

Что касается Флобера и Золя, то они оказались не в состоянии использовать нечто в роде упомянутого «двойного видения», с тем чтобы дать одновременный ответ на двааспекта ценностей: жизненный и интеллектуальный. (Я также называю это «ответом двух ценностей»). Так, в один прекрасный день Эмму Бовари охватывают страстные желания личной свободы и любовных похождений, и здесь она уподобляется той мухе, которая полностью увязла в приготовленной для нее липкой бумаге, так что любые ее попытки выбраться оттуда еще больше удерживают ее на клею. Ранний роман Золя «Тереза Ракен»представляет собой еще одно яркое исследование на эту тему, в котором речь идет о молодой женщине, безумно любящей жизнь, но ненавидящей своего посредственного мужа; самый близкий друг ее мужа становится ее любовником, и вместе они решаются на убийство этого человека. Но совершив преступление, они сами попадают в ловушку, в равной степени тяготясь друг другом и погружаясь во взаимные подозрения. Читателю становится совершенно очевидно, что у Золя не остается другого выхода, кроме как убрать обоих убийц, так что роман заканчивается невероятной сценой двойного самоубийства. Не имея «двойного видения», Флобер и Золя оказываются не в состоянии разрешить проблему поиска свободы; и в отличие от зеленеющего дуба в романе Толстого упадок их произведений весьма предсказуем.

Несмотря на отдельные его недостатки, «Война и мир»остается пробным камнем для оценки величия любого романа. Еще ни один романист не сумел выразить в столь явной форме всю абсурдность природных влечений жизни; сцены езды на санях, волчьей охоты, мистических картин неба у князя Андрея на поле Аустерлица — все это открывает нам силу Толстого, сумевшего дать «ответ двух ценностей», свое двойное видение жизни.

Ближе к завершению романа, словно движимый каким-то бесом своенравия, Толстой пускается в пространные рассуждения в духе собственной философии истории. А смысл этих рассуждений состоит в том, что свободная воля человека есть лишь иллюзия. События истории протекают, подобно потокам реки; личности Наполеона, Цезаря, Александра Великого — это лишь щепки, уносимые прочь ее течением. Толстой потешается над идеей о том, что люди, подобные Руссо и Дидро, оказали какое-то влияние на Французскую революцию, сравнивая «великих людей» с баранами, которых откармливают собственные пастухи, с тем чтобы в конечном итоге отправить их на убой; все их «величие» ограничено волей непостижимой судьбы, лишь на время дающей им возможность удовлетворить неуемные аппетиты собственных амбиций...

Поделиться:
Популярные книги

Вечный. Книга II

Рокотов Алексей
2. Вечный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Вечный. Книга II

Полководец поневоле

Распопов Дмитрий Викторович
3. Фараон
Фантастика:
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Полководец поневоле

Начальник милиции

Дамиров Рафаэль
1. Начальник милиции
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Начальник милиции

Попаданка в академии драконов 2

Свадьбина Любовь
2. Попаданка в академии драконов
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.95
рейтинг книги
Попаданка в академии драконов 2

Случайная дочь миллионера

Смоленская Тая
2. Дети Чемпионов
Любовные романы:
современные любовные романы
7.17
рейтинг книги
Случайная дочь миллионера

Кодекс Охотника. Книга XII

Винокуров Юрий
12. Кодекс Охотника
Фантастика:
боевая фантастика
городское фэнтези
аниме
7.50
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XII

Гром над Тверью

Машуков Тимур
1. Гром над миром
Фантастика:
боевая фантастика
5.89
рейтинг книги
Гром над Тверью

Сотник

Ланцов Михаил Алексеевич
4. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Сотник

Ненаглядная жена его светлости

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.23
рейтинг книги
Ненаглядная жена его светлости

На границе империй. Том 7. Часть 2

INDIGO
8. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
6.13
рейтинг книги
На границе империй. Том 7. Часть 2

LIVE-RPG. Эволюция 2

Кронос Александр
2. Эволюция. Live-RPG
Фантастика:
социально-философская фантастика
героическая фантастика
киберпанк
7.29
рейтинг книги
LIVE-RPG. Эволюция 2

Под маской моего мужа

Рам Янка
Любовные романы:
современные любовные романы
5.67
рейтинг книги
Под маской моего мужа

Я еще не князь. Книга XIV

Дрейк Сириус
14. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я еще не князь. Книга XIV

Его огонь горит для меня. Том 2

Муратова Ульяна
2. Мир Карастели
Фантастика:
юмористическая фантастика
5.40
рейтинг книги
Его огонь горит для меня. Том 2