Мать Сумерек
Шрифт:
— Я расскажу вам, — пообещал Маатхас, откладывая приборы. Силы действовать прибыли, взвив тана. Он обошел стол и, развернув высокий стул вместе с сидевшей Бану к себе лицом, опустился на колени рядом. — Я столько всего хотел бы вам рассказать…
И так переполнили тана чувства от осознания взаимности, что теперь он задохнулся и сглотнул комок сентиментальности, замерший поперек горла безоговорочным доверием Судьбе. Растерянно Сагромах уставился на полное эмоций лицо Бану, не зная, с чего начать, что сказать, сделать, пообещать. Затопленный собственной любовью,
Глядя на силу его переживаний, Бану понимала, что не может обманывать его ожиданий.
— Я не хочу портить вам этот момент, — с трудом проговорила танша, не сводя глаз с мужского лица, — но вы должны знать, что пока я не поговорю с Дайхаттом, мы не сможем объявить о помолвке.
Лицо Маатхаса дрогнуло: причем тут вообще Дайхатт? Какой еще Дайхатт? В такой момент?!
— О чем поговорите? — настороженно спросил тан, скорее для того, чтобы вывести Бану на объяснение ситуации в целом.
— Мне нужны его тридцать тысяч, — Маатхас отвел глаза, а потом и вовсе отвернулся. — И я получу их, — закончила Бану, приобретая должное мужество.
Маатхас встал и отошел. Бансабира распрямилась:
— Получу, чего бы ни стоило, тан. Но если Аймар узнает, что я согласилась на брак с вами, он воспримет новость, как предательство, и убедить его играть на моей стороне уже не удастся.
Маатхас взвился. Тысячи вопросов пронеслись в голове одномоментно. Мужчина обернулся на Бансабиру, которая тоже поднялась и теперь узнавала безумное выражение в лице Сагромаха, с каким тот казнил Сциру Алую.
— И почему это Аймар воспримет ваш брак со мной, как предательство? И… Аймар? АЙМАР?!
Неудержимая ярость, обида и досада, что даже сейчас она думает о чем-то еще, кроме него, переполнила Маатхаса. Неужели ей не понять, как он ждал этого дня? Неугасимый огонь гнева охватил душу — мало того, что танша вспоминает о главном его сопернике, который увел её из-под носа в столице, который раздевал глазами её, от головы до ног принадлежавшую ему, так Бану еще и зовет его по имени!
— Не вы ли, — загремел Маатхас, размашисто надвигаясь на Бансабиру, — не вы ли говорили, что не можете звать по имени кого-то, кто вам не родич и не подданный?!
Он схватил Бансабиру за плечо и больно встряхнул.
— Что такого было между вами, что Дайхатта вы можете звать по имени, а меня, учитывая весь путь, который нас связывает, нет?!
Он схватил и за другое, так что побелели костяшки обеих рук, и встряхнул снова. Голова Бану дернулась назад до щелчка в позвонках, и Сагромах немного опомнился. Расцепил скрюченные пальцы, скрипнул зубами, не отводя глаз от женского лица,
— Простите, — буркнул тан, отступая. Маатхас отвернулся, озлобленный на Бану и противный сам себе одновременно. — Твою мать! — заорал он, не сдержавшись. — Почему, Бансабира?! — свирепо гаркнул тан. — Почему я все время вынужден бороться, как проклятый за то, что другим достается просто так?!
— Вы о чем? — шепнула Бану.
— Сначала Сабир, теперь вы! — бросил Маатхас горько. Все складывалось в целое: слухи, которые принес Хабур, их странное путешествие, то, почему Аймар счел бы предательством брак Бану с кем-то, кроме него самого…
Сердце мужчины упало. Что ж, Бансабира молода, в том возрасте, когда связь с мужчиной является неотъемлемой частью жизни. Она и так слишком долго обходилась без подобного внимания, а с Дайхаттом они, кажется, провели вместе немало времени, и, если подумать, Дайхатт куда ближе ей по возрасту, чем сам Сагромах, так что… Маатхас зарычал: хватит её оправдывать!
— Вы что, пытаетесь заставить меня объясняться? — озлилась Бану.
Сцепив зубы, Маатхас заговорил.
— Я приучил себя думать, что ваше прошлое принадлежит только вам. Я говорил себе, что вы были замужем, и мне не избежать делить вас с чем-то, что было до меня. Но почему, — Маатхас отчаянно взвыл, — зачем вы уступили Дайхатту, когда уже знали о моих чувствах?
Кому угодно, хотел он добавить, но не этому мальчишке. Даже если знаешь, что больше всего шансов на победу у соперника, непременно вступаешь в битву, когда результат тебе по-настоящему важен. Но когда он достается тому, кому ты ожидал, печаль поражения не становится меньше.
— Вы были близки, — заключил Сагромах.
— Я могла быть с ним близка, — строго ответила Бансабира, перебив метания мужчины, сердце которого мгновенно уцепилось за единственную обманчивую надежду. Может быть, все-таки, её не касался выродок, испивший крови Яввузов досыта.
— Так отчего остановились? — дрожащим голосом спросил тан, с напряжением вглядываясь в белокожее лицо.
Бансабира смотрела прямо и гордо, как не смотрят люди, которым есть, в чем повиниться.
— Из-за вас, — теперь сама Бану шагнула навстречу, и тан понял, что перешел в обвинениях грань дозволенного. — Из-за вас, — она сделала еще шаг и замерла в паре метров от мужчины.
— Единственную женщину, которая была мне ближе сестры и дороже матери с тех пор, как я утратила кровную, привезли мертвой в день моего триумфа. Близкий друг отказался возглавить разведку, с чем в годы Бойни справлялся великолепно. Видя его горе, я не могла его заставлять — и осталась со связанными руками. Моя первая в жизни привязанность оказалась мороком, и, честно, я теперь не совсем представляю, что такое любовь.
Так ведь я расскажу тебе, покажу тебе! — пронеслось в голове тана. Сердце забилось бешено и гулко. Сагромах потянулся вперед.
— А наставник, — продолжала Бану, — с которым я, наконец, могла бы подружиться, ясно дал понять, что в следующий раз встретит меня с мечом наголо и во главе орды! Дайхатт был рядом все это время. И ему действительно плевать, что было в моем прошлом. В отличие от вас, тан, он не дорожит мной, как женщиной, но ценит как союзника. И если на то пошло, должен мне собственную жизнь.
Сагромах, наблюдая за яростью женщины, затревожился: не этого добивался.
— Бансабира, — мягко позвал тан, сокращая расстояние. Но Бану отскочила назад, как если бы за мгновение до того ей в ноги плеснули кислотой.