Мать сыра земля
Шрифт:
— Они пробовали разговорить его при помощи наркотиков?
— Да, но, во-первых, он оказался слишком чувствительным к интоксикации и едва не отдал концы, а во-вторых, современные исследования опровергают существование «сыворотки правды». Все эти препараты всего лишь развязывают язык, но правду ли человек начинает говорить — неизвестно. Равно как и детекторы лжи хороши только в определенных случаях, их чаще применяют для научных опытов, чем для допросов. Язык же Громину они развязали безо всяких наркотиков.
* * *
Моргот вернулся через две недели, утром, мы только-только собирались завтракать. Он зашел неслышно, тенью, и мы заметили его, только когда скрипнула дверь в каморку. Мы даже не успели его толком разглядеть: он проскользнул внутрь не то чтобы поспешно, а именно стараясь остаться незамеченным — ссутулившись, пожалуй даже чуть пригнувшись, быстро оглядываясь по сторонам. В нем не было обычной нарочитости, он словно хотел раствориться в воздухе, исчезнуть, стать невидимкой.
Он был до того не похож на самого себя, что мы не столько обрадовались, сколько испугались: переглянулись и замолчали. Мы так хотели, чтобы он вернулся, мы строили планы его возвращения! Мне казалось, мы повиснем на нем все вместе и расскажем, как его ждали! Но когда я увидел его, я понял, что это невозможно.
В каморке скрипнула его кровать, и тоже не как обычно — медленно, словно нехотя.
Бублик первым подкрался к дверям — посмотреть в щелку. Моргот лежал лицом к стене и не шевелился. Мы боялись войти к нему. Прошло часа полтора, а мы так и не решились переступить порог его каморки. И лишь когда пришел Салех — только что поправивший здоровье, в добром расположении духа, — мы испуганно зашептали ему, что вернулся Моргот. Салех еще не напился настолько, чтобы не соображать, но ему почему-то страшно не стало. Он похлопал нас по плечам и направился в каморку, бесцеремонно распахнул дверь и громко спросил:
— Жив?
Мы толпились за его спиной и выглядывали с обеих сторон.
Моргот ничего не ответил и не шевельнулся.
— Перестань, — Салех скривился. — Вот цаца-то…
Салех обрадовался, обрадовался искренне; я думаю, он вообще не верил, что Моргот вернется. Он даже не предложил выпить по этому поводу.
— Главное — жив. Все остальное — ерунда, слышь, ты, цаца…
Тогда Моргот оглянулся и вдохнул. Лицо его было бледным, опухшие глаза метались из стороны в сторону, как у безумца, воспаленные губы с синюшным оттенком выделялись безобразным размазанным пятном под многодневной щетиной. От него дурно пахло — хуже, чем от Салеха, когда он был в запое. Моргот силился заговорить и не мог. Он был жалок и страшен одновременно. Я никогда не видел его жалким и не хотел таким видеть, мне хотелось отвернуться, убежать, закрыть лицо руками. Я думаю, если бы он мог, то никогда не появился бы перед нами в таком виде: само по себе показаться нам жалким еще две недели назад стало бы для него очень тяжелым испытанием. Но ему больше некуда было пойти: он, как зверь, забился в свою нору — зализывать раны.
Он заговорил наконец, но очень сильно заикался: голос его был хриплым, каркающим, словно пересохшим. Он и сказал-то только два слова, послал Салеха подальше, но мы не сразу поняли, что он говорит.
— Давай-ка ванну тебе согреем, — вздохнул Салех, — от тебя же воняет…
Моргот попытался снова послать его к черту, но так и не смог выговорить двух слов. Мне казалось, он сейчас расплачется, и я очень этого боялся — увидеть плачущего Моргота. Но он только зажмурился, сжал губы и снова отвернулся к стене.
Ванна грелась долго, и все это время мы сидели за столом, не смея смотреть друг другу в глаза. Салех даже не прикладывался к бутылке, которую принес с собой.
— Вот так, ребятки, — сказал он почти трезвым голосом. — Вот такое с человеком сделать можно. Да…
Бублик выключил кипятильник, когда над ванной начал подниматься пар, добавил холодной воды из бака и вопросительно посмотрел на Салеха. Тот кивнул и пошел к Морготу в каморку.
— Разденешься сам?
Ни одного звука не раздалось в ответ.
— Давай, давай! Нельзя так! Ты ж не алкаш какой. Щас помоешься, побреешься, и потом лежи себе хоть неделю.
Моргот выдавил из себя несколько нечленораздельных звуков и снова замолчал. Салех позвал нас с Бубликом ему помочь: раздеваться сам Моргот не стал, но не сопротивлялся. Я боялся смотреть ему в лицо, на нем была какая-то странная обреченность. Не равнодушие, а именно обреченность. Мне показалось, он боится нас, боится наших прикосновений. Его одежда воняла потом и мочой, чего мы не могли даже представить: Моргот был чистюлей. Салех безо всякой брезгливости бросал ее на пол, а потом велел Силе оттащить ее в короб для грязного белья.
На теле Моргота — под мышками и по внутренней стороне рук и ног — гноилось несколько круглых ожогов; даже я понял, что это от сигарет. А на ребрах и на животе остались черные синяки. Мне было невыносимо представлять, как Моргота бьют дубинкой или жгут его тело сигаретами. Мне не хватило сил даже на жалость, настолько мне это показалось ужасным, невозможным. Я гнал от себя эти воображаемые картинки и не мог прогнать. Я не хотел, чтобы так было! А потом на запястьях Моргота я увидел какие-то странные темные пятна с синевой по краям, я не знал, что это, но когда их увидел, мурашки пробежали у меня по спине — я понял, что это из-за них Моргот не может говорить.
— Ток? — спросил Салех, поднимая руку Моргота и всматриваясь в его запястье.
Моргот ничего не ответил, но тело его содрогнулось вдруг, и лицо исказилось гримасой ужаса. До этого я никогда не видел ужаса на его лице.
— Ничего, ничего… — Салех закинул руку Моргота себе на плечо, — пошли мыться.
Моргот вдруг вырвал руку, легко поднялся с кровати, оттолкнул Салеха и вышел из каморки безо всякой помощи — со спины синяков и ссадин на нем было еще больше. Он шел, странно переваливаясь с боку на бок, и по дороге наткнулся на Первуню.
— Моргот… — Первуня вздохнул и собрался заплакать, — Моргот, миленький… Ты же не умрешь, правда? Ты только не умирай, Моргот…
Тот приостановился, повернулся к Первуне, посмотрел на него удивленно и выговорил:
— Б-б-б… б-б-брысь.
Первуня замер с открытым ртом.
Моргот потрогал воду локтем, подумал о чем-то и попытался шагнуть в ванну. Оказывается, Салех умел быстро преодолевать пространство не только когда видел деньги — он подхватил Моргота за локоть, когда тот едва не упал, запнувшись о ее край.