Математика любви
Шрифт:
Люси повернулась, чтобы взглянуть на меня, и свет от фонаря во дворе упал на ее лицо. Она улыбнулась и сказала:
– Я люблю вас. И ничто в вас не изменит этого.
– Ох, любовь моя! – сказал я и привлек ее к себе. – Если вы хотите этого, у меня нет сил отказать вам. И желания тоже нет, – продолжал я между поцелуями. – Вы – это все, о чем я мог только мечтать.
Несмотря на легкость в общении и дружбу, которая в последние дни установилась между нами, я, тем не менее, не был свободен от некоторой неловкости в отношении ее и себя. Но мои опасения оказались напрасными. Когда наше растущее желание уже невозможно было удовлетворить одними
– Можно?
Она кивнула, и я поцеловал ее в шею, на которую опускались пряди роскошных волос, выбившиеся, по обыкновению, из ее прически. Осторожно развязав шнуровку на ее платье, я развел концы его в стороны, обнажив ее плечи. Моя страсть является прямым продолжением моей любви, подумал я, и поэтому не боялся, что потеряю голову и забуду о том, что и ей должно быть приятно.
Она встала, сбросила с себя платье, стянула нижнюю юбку и повернулась, чтобы положить их на стул. В ее движениях не было кокетства, она вела себя так же естественно, как если бы находилась в комнате одна. Когда я потянулся к ней, она подняла руки и вытащила заколки из волос, и они блестящей волной упали ей на плечи, закрыв мои руки. Они струились по спине, и от них пахло солью, морским воздухом и теплом ее тела. Руки мои принялись расстегивать ее корсет. Мне показалось, что она испуганно вздрогнула, но потом лишь негромко рассмеялась и, в свою очередь, потянулась к пуговицам на моем сюртуке, так что какое-то время мы были заняты раздеванием друг друга.
С помощью Мерседес я давно научился преодолевать практические трудности и неудобства, вызванные моим увечьем. Но сейчас вдруг на меня нахлынули прежние страхи, ранее подавляемые радостью.
– Что случилось, Стивен? – спросила Люси, лежа на подушках в одной сорочке, и приподнялась на локте. Мне пришлось сесть, чтобы снять башмаки. – Что вас беспокоит?
– Только…
Нет, я не мог этого выговорить. Чтобы скрыть смущение, я снял один башмак и швырнул его через комнату. Люси опустила взгляд вниз.
– Это ваша нога? Я кивнул.
Она положила руку на мое бедро, нежно и ласково, как мать кладет руку ребенку на голову.
– Прилягте рядом со мной, Стивен.
Я медленно снял второй башмак, потом брюки и подштанники, отстегнул ремни деревянного протеза и стянул носок, прикрывавший культю. В ее лице ничего не изменилось. И когда я снял рубашку, она не вздрогнула и не покраснела, пусть даже по иной причине, а всего лишь подвинулась, освобождая для меня место рядом с собой на кровати. Я скользнул под одеяло, стараясь не коснуться ее своей изувеченной ногой.
– Любовь моя, вам не нужно скрывать от меня свою рану, – проговорила она.
– Она ужасна.
– Но ведь я должна узнать вас всего, – сказала она и встала на колени на кровати. Сорочка ее смялась и сползла с одного плеча. Затем она откинула покрывало и взглянула на мое увечье.
Несколько долгих минут она не шевелилась, и, несмотря на то что лицо ее являлось мне по ночам и я видел ее каждый день, сейчас я не мог понять, о чем она думает. Быть может, ни о чем особенном: взгляд ее был внимателен и беспристрастен, как всегда бывало, когда она рассматривала чье-либо лицо, или скалу, или поле боя.
Потом она протянула руку и коснулась моих шрамов, всех, одного за другим. Она провела пальцем по швам, сделанным хирургом, по мозолям и рубцам моей зажившей плоти, которые раньше были налитыми кровью, а теперь побледнели до почти серебристого оттенка. Она прикасалась к ним осторожно и бережно, но с той же уверенностью, какая светилась в ее взгляде. Затем она положила руки на мою обезображенную культю, толстую, темную и уродливую, но которая с помощью кожаных ремней и деревянного протеза делала возможным мое существование. Она сидела молча, держа обеими руками обрубок моей ноги, впитывая вид и образ моих ран.
Она подняла голову, и я увидел, что глаза ее полны слез.
– Я не причинила вам боль?
– Нет, о нет, конечно же, нет, – только и смог выдавить я. – Еще никто… я не думал, что такое возможно.
Она улыбнулась, и сквозь слезы в ее глазах отражавшееся в них пламя свечей показалось мне особенно ярким. Я протянул к ней руки.
– Любимая, разрешите мне поцеловать вас. Она опустилась на подушки рядом со мной.
Я полагал, что моя страсть рождена только моей любовью, так что я не смогу зайти далее того, чего она желала. Но, обнимая ее, я вдруг ощутил, что любовь захлестнула меня с головой. Батист ее сорочки был тонким на ощупь и невесомым, как паутинка, и никак не мог считаться серьезным препятствием – с равным успехом она могла бы быть такой же обнаженной, как и я. Не в силах более сдерживаться, я привлек ее к себе.
Мой порыв испугал ее, и я отстранился.
– Простите меня, – прошептал я, но мерцание свечей, упавшее на ее лицо в то мгновение, когда я отодвинулся от нее, показало, что в выражении его нет ни отвращения, ни страха, ни презрения. Складочки вокруг ее губ и прищуренных внимательных глаз разгладились, и она улыбнулась.
Страсть требовала, чтобы я овладел ею в то же самое мгновение. Я мечтал и желал только одного – обладать ею целиком. Но то, что я узнал о нежности от Каталины, заставило меня сдержаться, и на помощь пришли полученные от Катрийн знания о том, как доставить женщине удовольствие. Если только я смогу показать Люси, какое удовольствие ожидает ее, если я смогу сдерживать и контролировать свое желание, то каким же огромным станет мой восторг, когда я подведу ее к такому же пику наслаждения!
Я принялся покрывать нежными и осторожными поцелуями ее губы, шею, плечи, мягкую округлость рук, тонкие запястья. Я бережно расцеловал испачканные краской ладошки, а она в ответ прикоснулась к моим губам и запустила пальцы мне в волосы. Очень медленно и осторожно я расстегнул ее сорочку и отвел в стороны прикрывающую ее тело ткань.
У нее была небольшая грудь. Когда я мимолетно коснулся ее, словно случайно, она испуганно вздохнула и ее полуприкрытые глаза широко распахнулись. Она неуверенно улыбнулась.
– Вы хотите, чтобы я прекратил? – хриплым голосом спросил я.
Ответом мне было лишь едва заметное движение головы, и я очень медленно вновь обхватил руками ее упругую грудь. Она снова прикрыла глаза, дыхание ее замедлилось, но, когда я наклонился, чтобы поцеловать сосок, она тихонько вздохнула и обняла меня одной рукой за шею, так что моя голова очутилась на сгибе ее локтя.
У нее была бархатистая, нежная кожа и роскошное тело, к которому мне было невыносимо сладостно прижиматься щекой и губами. Грудь ее под моими руками напряглась, соски стали твердыми, и она превратилась в натянутую, дрожащую от возбуждения струну. В ответ она провела руками по моему телу, изучая и исследуя его, дотрагиваясь до каждой впадинки и выпуклости, каждой косточки, ласково гладя меня по плечам, по лицу и рукам.