Математика любви
Шрифт:
– Н-да, трудно ожидать, чтобы женщина смогла заметить такие вещи, – глубокомысленно изрек капитан.
– Может быть, вы позволите сестре воспользоваться вашей подзорной трубой? – спросил я.
– Конечно, – ответил тот и с готовностью протянул Люси трубу. – Если вы взглянете вон туда… О, совершенно точно, мэм. Юго-юго-запад. Как раз оттуда и можно ожидать неприятностей в это время года.
Она поднесла подзорную трубу к глазам.
– Я смотрел в нее несколько минут назад и заметил серо-стальные тени над горизонтом. Это собираются штормовые облака. Вода под ними потемнела и покрылась пеной, а воздух полосуют струи
Люси смотрела в подзорную трубу так долго, что я поневоле задался вопросом, о чем она сейчас думает. Потом она отняла подзорную трубу от глаз и протянула капитану:
– Благодарю вас, шкипер.
– Прошу простить меня, мэм, сэр… – сказал тот и отошел к борту, чтобы переговорить с лотовым.
– Вы сочтете глупостью с моей стороны, если я признаюсь, что мне страшно? – спросила Люси, когда мы спустились по трапу на главную палубу, по которой уже бегали матросы и поднимались на снасти такелажа.
– Пожалуй, нас ожидает несколько неприятных минут, – осторожно заметил я. – Но, похоже, капитан знает свое дело.
Она кивнула и, хотя волнение на море усиливалось буквально на глазах, осталась на палубе, устроившись в углу, смотрела и рисовала. За какой-то час шквал из крохотного облачка на горизонте, которое можно было закрыть подушечкой большого пальца, вырос до грозной тучи, которую я уже не смог бы прикрыть и двумя ладонями. Вдалеке рокотал гром и посверкивали ломаные изгибы молний. Корабль раскачивался с боку на бок и нырял носом в волну, так что я был вынужден вцепиться в фальшборт. Порывистый ветер начал швырять брызги дождя и пенные барашки волн нам в лицо. В это мгновение рядом оказался матрос и прокричал:
– Шкипер выражает вам свое восхищение, мисс, сэр, однако просит немедленно спуститься вниз. Пожалуй, дело обстоит хуже, чем мы ожидали.
Небо прямо у нас над головами расколол удар грома. Мы невольно посмотрели вверх. Над нами, на верхушке и реях грот-мачты, танцевало бледно-сиреневое свечение, особенно заметное на фоне черных клубящихся туч.
– Огни святого Эльма! – воскликнула Люси. – Я так давно мечтала увидеть их…
Голос ее оборвался, когда корабль ухнул в глубокую впадину между валами. Я выпустил из рук фальшборт, потерял опору и покатился по палубе.
– Стивен!
Люси присела, вцепившись в кофель-планку, и схватила меня за руку. Моя мокрая ладонь уже почти выскользнула у нее из пальцев, когда корабль резко накренился на другой борт, но она удержала меня, изо всех сил сжав мою руку. Корабль выровнялся, я вновь обрел опору под ногами, затем с трудом встал и выпрямился.
Дюйм за дюймом мы пробирались вдоль борта к трапу, а когда наконец добрались до салона, я все еще пребывал в некотором шоке и с готовностью опустился на одну из обитых войлоком скамеек, которые тянулись по бокам. Люси потянула завязки своего плаща и сбросила его на пол. В небольшие иллюминаторы пробивался тусклый серый свет, и хотя над столом висел зажженный фонарь, он так раскачивался из стороны в сторону, что я никак не мог рассмотреть выражение ее лица.
Остальных пассажиров не было видно, хотя, проходя мимо каюты племянника преподобного мистера Брэдшоу, мы расслышали слабые стоны, доносившиеся из-за двери. Мы не могли даже заказать чай, в котором так нуждались, поскольку в ответ на просьбу Люси нам было сказано, что капитан приказал погасить все топки и что нам подадут только эль или
Люси отвечала все более и более невпопад, пока не умолкла совсем. Я подумал, что качка начала наконец сказываться на ней, потому как даже мне приходилось утихомиривать разбушевавшийся желудок, когда вдруг особенно сильный толчок швырнул корабль носом в огромную стену темно-зеленой воды, которая с шумом ударила в иллюминатор над плечом Люси.
Она вскрикнула и прижала ладонь ко рту. Когда корабль выровнялся, она прошептала:
– Простите меня.
– Вот это удар! – пробормотал я.
Она кивнула, но тут судно внезапно и страшно провалилось вниз, море изо всех сил ударило нас снова, теперь уже со дна, и лицо ее исказилось от ужаса. Я видел, как она вцепилась зубами в руку, чтобы не закричать, а другой ухватилась за спинку сиденья. Глаза у нее были полузакрыты.
– Вам лучше перейти сюда, – предложил я, привстал и протянул руку, чтобы помочь ей перебраться в дальний угол салона.
Она кивнула и начала потихоньку передвигаться по скамье в противоположный угол, когда корабль снова ухнул вниз. Я поневоле опустился на место. В это мгновение очередная стена воды обрушилась на судно, и со сдавленным криком Люси упала в мои объятия.
На несколько минут понадобились вся моя сила и самообладание, чтобы удержать нас обоих, поскольку Люси не за что было ухватиться и ее швыряло по каюте, как тряпичную куклу. Я прижал ее к себе, чувствуя, как вздрагивает от беззвучных всхлипов ее хрупкое тело. Она спрятала лицо у меня на груди, обнимая меня так же крепко, как и я ее.
Прошло какое-то время, прежде чем я осознал, что корабль уже не так сильно подпрыгивает на волнах, не проваливается во впадины между ними, хотя по-прежнему только моя рука, вцепившаяся в спинку сиденья, удерживала нас от падения на пол. Люси подняла голову, ее волосы скользнули у меня по подбородку, и я ощутил прилив холодного воздуха к тому месту, где она прижималась щекой к моему сюртуку.
– Прошу про-о-о-ще-е-ния. Это единственное, что может напугать меня до полусмерти.
Очередная волна, хотя и меньше предыдущих, ударила в борт судна, и она вздрогнула. Я снова прижал ее к себе. Как только представилась такая возможность, она заговорила, словно надеялась, что звук собственного голоса поможет ей справиться с собой.
– Я знаю, что нам ничего не грозит, я знаю, что здесь мы в большей безопасности, чем на палубе, что корабли каждый день сталкиваются с подобными шквалами, благополучно выходя из этих стычек. Я ненавижу себя за свою глупость и слабость!
– Если вы испуганы, значит, испуганы, – сказал я. – В этом нет ничего постыдного. У каждого из нас есть свои личные страхи.
Люси подняла голову и взглянула на меня. Потом она тихонько вздохнула, отвела глаза, смертельная бледность на щеках понемногу сменилась жарким румянцем, и мы неловко высвободились из объятий друг друга. Когда появился стюард с сообщением, что на камбузе вновь развели огонь и он готов подать нам чай, если мы все еще хотим его выпить, мы сидели за длинным столом, с некоторой горячностью обсуждая диспозицию французского флота в битве под Копенгагеном.