Математика любви
Шрифт:
Она ведь не станет возражать, правда? Она тоже спала с другими людьми. Они оба спали. Она ничего не будет иметь против. Тео тоже… Так что мне не о чем беспокоиться, верно? Я отвернулась.
Я вытерлась и обнаружила, что у меня болит внизу живота. Несильно. Но я чувствовала там тяжесть и желание.
Когда я вышла в коридор, то заметила, что за окнами стало светлее. Взошла луна, которую я не видела, и лучи ее упали на ребенка. Это был Сесил. Он стоял на опушке, под деревьями, задрав голову и глядя на окно. Он был в моей толстовке. Она была ему велика, доходила почти до колен, а руки совершенно потерялись в рукавах. Я помахала ему, но он не ответил, просто стоял и смотрел, как если бы не видел меня или словно меня здесь не было, а потом вдруг повернулся
Тео лежал на боку. В лучах слабого света видны были завитки у него на затылке, а изгиб плеча и бугры бицепсов походили на далекую горную гряду. Мне было холодно стоять и смотреть на него, и, когда я скользнула под одеяло, он пошевелился и прижал меня к себе. Руки его обнимали мою грудь и живот, сонное дыхание щекотало шею. Это было как прощальный поцелуй перед сном, и я почувствовала, что могу остаться здесь, рядом с ним, навсегда.
Мой грум вернулся с сообщением, что судно под названием «Уникорн» курсом на Сан-Себастьян отплывает из Портсмута через два дня и что место для меня заказано. Мне осталось лишь привести дела в Керси в порядок, прежде чем покинуть поместье, не открывая Барклаям причин своего поспешного отъезда и одновременно стараясь удовлетворить все их нужды и желания. Это было утомительное и хлопотное занятие. Мне не представилось возможности еще раз поговорить с мисс Дурвард с глазу на глаз, чтобы взбодриться и отдохнуть в ее обществе, и я почти с нетерпением ожидал возможности уединиться в почтовом дилижансе. Но дорога оказалась на удивление долгой и скучной, так что вид корабельных мачт, вздымавшихся подобно шпилям соборов над верфями и причалами Портсмута, вдохнул в меня оживление и способствовал поднятию духа, причем не только потому, что мне не терпелось приступить к следующему этапу путешествия.
«Уникорн» должен был отчалить с вечерним приливом. Я заранее заказал ужин в гостинице «Король Георг», распорядился доставить на борт багаж и с удовольствием отправился на прогулку по набережной, чтобы размять ноги.
Стоял чудесный погожий день. Иногда из-за облаков проглядывало солнышко, и многие жители решили последовать моему примеру и прогуляться. Это было очень кстати. Поскольку всю дорогу я с тревогой размышлял о том, что ждало меня впереди, то сейчас обрадовался представившейся возможности отвлечься от своих мыслей. На набережной преобладала военно-морская и просто флотская форма одежды: на каждом шагу глаза слепил блеск золотых эполет и шевронов на рукавах, но можно было наткнуться и на морского бродягу, одетого скорее в живописные лохмотья, чем пристойный костюм. Дамы с немытыми конскими хвостами причесок и дамы в шляпках одинаково пылко обсуждали баллады, распеваемые бродячим музыкантом. Старший плотник и оружейник остановились посреди дороги и мелом рисовали эскизы орудийных лафетов прямо на парапете. Новоиспеченный гардемарин, ростом не достававший мне до плеча, с гордым видом выгуливал свою новенькую парадную форму, и можно было не сомневаться, что снежно-белая парусина его наряда и тщательно выскобленный подбородок служили предметом гордости его маменьки. Мне встретилась парочка контр-адмиральских жен с обветренными лицами. Их кантонские шали трепал шаловливый ветер с моря, а походка свидетельствовала о привычке ходить, широко расставив ноги, по палубе корабля, качающегося на волнах Атлантического океана. Попались мне на глаза и две швеи, которые стояли у парапета, обратив покрасневшие глаза к небу. Мимо них с поспешными извинениями протиснулся носильщик, на голове у которого опасно кренилась корзина с только что выловленными морскими угрями.
Я дошел почти до конца набережной, где возвышался бастион, взиравший дулами своих орудий на фарватер, который охраняли островки и бухточки. На самом краю парапета сидела и болтала ногами над прибоем, как мальчишка, отправившийся ловить рыбу, с альбомом и карандашом в руке не кто иной, как мисс Дурвард.
Подобное неожиданное появление
– Какой счастливый случай привел вас сюда? – воскликнул я, пожимая ее руку.
Казалось, она колеблется.
– Собственно, это был не совсем случай, – наконец ответила она. – Я не собиралась встречаться с вами, пока… пока мы не окажемся на борту. Я ведь тоже купила билет до Сан-Себастьяна.
– Что?
– Я направляюсь в Сан-Себастьян.
От радости и волнения я не мог найти нужных слов и в изрядном смятении смог лишь пробормотать:
– Но зачем?
– Я подумала, что смогу помочь.
– Но как же ваша сестра? А матушка?
– Они думают, что я уехала погостить к старой подруге, которая живет неподалеку от Уилтона. Я рассталась с Хетти и Джорджем в Вулверхэмптоне. Я сказала им, что напишу, когда определюсь со своими планами. Не то чтобы я очень беспокоилась о правилах приличия, но их это волнует. Я стараюсь не расстраивать их лишний раз, особенно когда этого можно избежать, пусть даже придется сказать неправду.
– Но… это не вопрос соблюдения приличий. Это… это просто невозможно!
Она не ответила, а просто взяла меня под руку, так что я вынужден был сопровождать ее на прогулке по набережной. Немного погодя она сказала:
– Вы не можете помешать мне подняться на борт.
– Полагаю, что вы правы. Разве что применю грубую силу. Если бы обстоятельства сложились по-иному – если бы с вами были миссис Барклай или миссис Дурвард, – ваше общество доставило бы мне несказанное удовольствие. И если бы целью моего путешествия было нечто иное, а не… Но вы одна, а я даже не вполне представляю, в каком неловком, постыдном или отчаянном положении могу оказаться.
– В вашей любви к Каталине не было ничего неловкого или постыдного, и то, что она принесла свои плоды, не может считаться ничем иным, кроме как совершенно естественным и нормальным положением.
Я вынужден был умолкнуть. Не только потому, что в ее словах заключалась непреложная истина, но и из-за того, что сказаны они были дружеским тоном.
– Майор, я думаю, что смогу помочь вам. Ваше… ваше уважение к прошлому и к своим обязательствам перед ним достойно восхищения. В качестве друга я помогу вам сделать то, что вы полагаете правильным. Вы сами сказали, что вам понадобится посредник. Так почему же не я? Вы даже можете, впервые в моей жизни, заставить меня порадоваться тому, что я не мужчина.
– Но…
– То, что подумают другие, касается только меня, – с улыбкой заявила она. – Я сомневаюсь, что кому-нибудь вообще будет до этого дело. В конце концов, кто будет знать об этом в Англии?
– Вы можете считать меня эгоистом, конечно…
– Стивен, никогда не смейте так говорить! – внезапно возмутилась она и крепко сжала мою руку, что получилось несколько неловко с учетом того, что она держала альбом.
– Но ведь в данном случае это определение вполне мне подходит, – возразил я, – поскольку у меня нет никакого желания фигурировать в качестве виновника вашего бесчестья. Мисс Дурвард, пожалуйста, не просите меня об этом, поскольку то, что нам обоим известно об обстоятельствах нашего совместного путешествия, не окажет ровным счетом никакого влияния на то, что подумают другие.
Она вздохнула, отпустила мою руку и очень серьезно взглянула мне в лицо. Спустя несколько мгновений она сказала:
– Но ведь до прибытия в Сан-Тельмо вам вовсе необязательно показывать, что вы со мной знакомы. И там тоже, кстати говоря, если вы решите, что моя помощь вам не требуется. Я вполне могу заказать обратный билет сама. – Она рассмеялась. – Если случится так, что мы столкнемся во время прогулки по палубе, вы можете приподнять шляпу и одарить меня самым выразительным взглядом, который только позволит ваше хорошее воспитание. А я в ответ едва-едва наклоню голову, чтобы пресечь ваши поползновения на близкое знакомство!