Материнство
Шрифт:
Мне понравилось, как одна мама поделилась со мной своей находкой: она наменяла три рубля медяками и дала пятилетнему сыну. Он сразу стал богачом: этакая прорва денег. Уж он их пересыпал и пересчитывал, налился газированной водой по самые уши, купил и значки, и ручку — и остыл.
Может, кто-нибудь еще что-то придумает, только надо, мне кажется, твердо помнить: мой ребенок хороший — он взял деньги, но он не вор, он получил двойку — но он не тупица, он подрался — но он не злодей.
Мамы часто жалуются: «Сын растет эгоистом. В песочнице кричит: «Мое! Мое!» — и отнимает все у всех». Это нормально — человек осознает себя человеком где-то в 2–2,5 года, понимает свою ценность и, следовательно, ценность своих желаний. Можно и так попробовать успокоить, и этак, но не надо панического страха: эгоист! Не эгоист — просто растет. Года в три будет период упрямства: надо или не надо, мама слышит в ответ: «Не буду!»
Когда упрямится первый ребенок, мать чуть ли не в отчаяние приходит,
У Мани слабый тип характера, она нуждается в приказании, для нее нет большего страдания, как услышать «делай, как хочешь». Плохо ли это? Не знаю. Уже до того дошло, что мужчины стоном стонут, в газеты пишут: «Женщины стали командирами, замучили нас!» Ну, тогда Маня — мечта, она будет подчиняться с радостью, если, конечно, найдется желающий быть не мнимым, а подлинным главой семьи.
Прибегает домой голоднющая: «А кушать что?» Садится и тут же находит причину не есть: либо суп не тот, либо тарелка не та, а то, может, Настя на нее посмотрела не так. И сразу: «Не буду!» Я никого не уговариваю: «Не хочешь — не ешь!» В слезы: «Я хочу!» — «Ну, ешь!» — Еще громче: «Не хочу!» — «Не ешь!» — «Ну, ма-а-ма, я бу-у-ду!!» — «Ешь, если хочешь!» — И опять по кругу, пока мне не надоест, тогда я использую два методических приема: 1) Прикрикну: «Немедленно ешь!», и она вмиг опустошит тарелку — есть-то хочется. 2) Сурово: «Немедленно иди и вылей суп, если не хочешь есть! Сию минуту!» В слезах идет на кухню, там мгновенно успокаивается и стоя начинает стремительно работать ложкой. Результат достигнут в обоих случаях: ей приказали — она сделала (а что не вылила, а съела — это я как бы не знаю, мы с ней молчаливо так договорились, что я будто не знаю). Приходит с пустой тарелкой. Я строго: «Вылила?» — Она надуто: «Да!» — Я еще строже: «Давай дам второе, и хватит капризничать». Второе тоже стремительно перебирается в Манин животик.
Сейчас с едой стало спокойнее, потому что Маня нашла себе подругу, и обычно они приходят из школы вдвоем: Маня и Маша Хлебникова, по прозвищу Батон. Ее так все зовут, она совсем не обижается, даже я говорю: «О, Батончик пришел!» Ну и вот в этой дружбе Манька главная: она и придумывает шкоды, и командует Батоном, и защищает ее от всех. Ей нужно и главной быть с кем-нибудь, нельзя, постоянно соглашаясь, выполняя чью-то волю, чувствовать себя уверенно. Как бы плохо она ни поступила, ей надо чувствовать, что она ничего, хорошая. «Маня, почему у тебя двойка?» — «Ну и что? А у Иванова единица!»
Я всегда гордилась тем, что мои дети осознают себе членами единого коллектива — семьи, а с появлением Батона я увидела как бы оборотную сторону этой сплоченности. Они приняли девочку буквально в штыки: «Мама, почему она опять пришла?! Она мешает делать уроки!» Мешает, конечно, но дело было явно не в этом: они ревновали Маню! У всех есть друзья вне семьи, и у Сани, и у Насти, и Ваня постоянно то одного, то другого мальчика приведет обедать, даже Аська говорит: «Я с соседским Женей дружу». Но как-то сразу было видно, что Маша занимает в Манькиной жизни серьезное место. Маша приходит сразу после школы и уходит когда в шесть, а когда и полдевятого. Напрасно время от времени звонит ее мама: «А Маша у вас?» Напрасно я толкую, что мама ждет: мой ребенок твердит: сейчас, через минутку, через полчасика, а Маша молчит и улыбается, как будто не слышит.
«Мама, она ничего не понимает! — возмущаются дети. — Почему ты ее защищаешь?» — «Потому что она — Манина подруга! — объясняю я. — У тебя ведь тоже есть друзья, я же их не выгоняю». — «У меня не такие!» — «А у нее такие. Придется потерпеть». Как-то прихожу — Маня в слезах: Саня выгнал Батона. «Саня, почему?» — «Они с Маней по столу бегали!» — «Ну и что? Ты должен был объяснить, попросить, что угодно — а выгонять не имеешь права: она к Мане пришла». И я порадовалась, что Настя с ее жаждой справедливости стала на Манину сторону и поссорилась с братом: «Не имеешь права!» — и Маньку обняла, стала утешать. Любовь ревнива — ребят обижает, что их любви Мане не хватает, что ей нужен еще какой-то Батон. Плохо ли это? Думаю, что все-таки хорошо. И то, что Маня, такая податливая, стоит на своем и каждый день (каждый!) приводит свою Машу — хорошо, с моей точки зрения. Отстаивать свой внутренний мир, свое право быть собой, иметь свои взгляды — Саня это делает по-своему, Настя по-своему, Маня — по-своему. «Что это сегодня Батона нет? — ворчит Ваня. — И поколотить некого». Это они сдаются, Манька их победила, вот она с недовольным видом бормочет как будто просто сама себе — «Заболела она. Какое тебе дело!»
«Друзья мои! Прекрасен наш союз!»
НАЧАЛО
Как-то в магазине я попросила продать мне без очереди детские туфельки. Мама, стоявшая у прилавка рядом со своей дочкой, буквально взорвалась: «Надоели эти многодетные, лезут и лезут, и все им мало!» Меня даже не грубость задела, поразило, что она и дочери-то своей не постеснялась. «Если вы так разговариваете при своем ребенке на людях, как же вы общаетесь дома?» — спросила я. Много ли детей будет у этой девочки с бантиками, молча наблюдавшей за происходящим? Вопрос, скорее всего, риторический. Думаю, вслед за мамой она увидит в материнстве не огромный и радостный труд, а ущемление своих интересов. «Я не кошка и не собака, мне хватит и одного ребенка, а до ваших мне дела нет», — сказала мне дама в норковой шапке уже в другой очереди, за детскими сапогами. «Из-за таких, как вы, до сих пор не построен коммунизм, — объяснила мне главврач детской поликлиники. — Нарожают детей, а работать не хотят, сидят на бюллетенях. Вот если бы все работали, как я!»
Я, очереденарушитель и очередевед, огрызаюсь и отсмеиваюсь, шучу и предъявляю документы воспитателям, стоящим в затылок друг за другом в сберкассе и в химчистке, в магазине и обувной мастерской, и, когда меня особенно обидят, вспоминаю про одного человека — как хочется верить, что он скоро пойдет в школу, может, и пошел уже.
Я «вытиснулась» из очереди, прижимая к груди какой-то дефицит, не остывшая от перебранки по поводу того, что мне положено и что нет, когда ко мне подошла молодая женщина. «Простите, — сказала она мне, — а вы не жалеете?» Я даже не поняла: «Что?» — «У вас пятеро детей, вы не жалеете об этом? — повторила она. — Только скажите, пожалуйста, честно». «Ни одной секунды. Честное слово», — и это в самом деле так и есть. «А я вот все думаю, оставлять ли мне», — сказала женщина. В толчее «Детского мира», у секции рубашек для мальчиков 5–7 лет тихонечко горела свечка жизни какого-то человека, и пламя ее, невидное в свете вечногорящих дневных ламп, слегка колебалось, готовясь разгореться или исчезнуть совсем, как будто и не было. «Послушайте, оставьте! — взмолилась я. — Такой маленький, такой хороший, кожица шелковая! Оставьте!» — «Вы так думаете? Мне тоже хочется, но знаете, обстоятельства». — Она смотрела такими тоскующими глазами. — «Ерунда! Подумаешь — обстоятельства! Ресницы, лапочки крошечные!» — «Да? Я, пожалуй, оставлю. Так вы не жалеете? Извините». И через секунду я потеряла ее из виду в водовороте очереди, и никогда не видела больше, и не знаю, что сталось с ее ребенком — сталось ли что-нибудь?
Зато я точно знаю, что мой второй крестник — мальчишка, и как зовут, знаю. Когда родилась Маня, ко мне пришла моя студентка-вечерница сдавать какую-то задолженность. Вообще-то я должна была принимать «хвост» в институте, но мы только выписались из больницы, а ей нужно было срочно сдать, вот так она и оказалась у меня. Мы довольно долго беседовали, пока не запищала двухнедельная Маруська. «Что это?» — спросила Алина. — «Моя новорожденная дочка». — «Но у вас же было трое детей!» — «Ну, а теперь, значит, четверо». Тогда она схватилась двумя руками за голову: «Боже мой! Какая же я негодяйка! Люди четвертого рожают, а я второго боюсь, уже и направление есть. Нет, не пойду и не пойду. У меня и свекровь хорошая, и старший уже подрос, и институт я скоро кончу. Ох, и второй, наверное, мальчишка будет, а я так хочу девочку, ну и что ж, пусть». Она была права — родился второй сын на радость папе, но вообще-то не все ли равно, кого любить — сына или дочку. И я часто думаю: не будь у мамы «хвоста» — не было бы сына, или даже так — не будь «хвоста» по моему предмету. В текучке будней, в толкотне очередей и переполненных автобусах мы умудряемся забывать о том счастливом жребии, который выпал на нашу долю, — жить. Мы снимали дачу под Москвой, и я, злая и недовольная, шла от электрички медленнее всех — тяжеленные сумки. Народ ушел вперед и разошелся в разные стороны, а я все тянула сумки, поеживаясь от особенно зловредных в лесу комаров, и тупо удивлялась какому-то постоянному странному звуку, доносившемуся издалека. Наконец я вышла на опушку, поставила сумки и тогда увидела — насколько хватало глаз, было волнующееся хлебное поле, за ним угадывалась деревня, куда я шла, а по узенькой дорожке поперек этого золотого качания, то исчезая, то опять мелькая светлой головенкой, бежал ко мне мой сын с громадной громыхающей за ним машиной и кричал без слов: «А-а!» Такой едва видный в этом сиянии, под огромным куполом синего неба, живая ликующая капелька жизни — и он бежал встречать меня.
Чего стоят наши натруженные плечи, пресловутая усталость, оттоптанные ноги, те французские духи — подарок мне, которые Настя вылила на своих кукол, та серебряная ложка, которую Маня перепилила пополам, свежеоклеенная обоями стена, залитая чернилами на метр от пола, — чего стоят все эти мелочи рядом со вздохом двухлетнего Ванюшки, которого я укладывала спать: «Мамочка, как хорошо жить!»
Послесловие
Говорят, книга психолога, матери пятерых детей Ирины Стальковой была выпущена. Может быть. На данный момент о книге нет никаких сведений, кроме электронной версии. Всегда интересно читать о чужом опыте в какой-то сфере, записанном в популярной манере. Как художественная книга. Эдакое реалити-шоу, повествование от первого лица. Втройне интересно, если эта сфера – воспитание детей.