Матиуш на необитаемом острове
Шрифт:
И на кладбище Матиуша выросла еще одна могилка. Ведь если на кладбище лежит канарейка, то родители ему простят, что его друг, хоть и дикарь, будет тоже лежать с ними рядом, — подумал он и раздвинул оградку из камешков.
— Раз — два — три — четыре — пять, — сосчитал Матиуш свои могилы, сел в лодку и поплыл на маяк.
Сегодня дети были с ним особенно приветливы, хотя он ничего им не привез, — не хотел связываться с ротмистром, который с утра был зол и на всех кричал. Але подарил ему красивую раковинку, Аля дала гладкий камешек, совершенно круглый. И Матиуш знал, что это будет память о них, потому что сюда он больше
Аля ни разу не плакала и не капризничала. Але прочитал сказку «О Красной Шапочке» и только раз ошибся. Матиушу так не хотелось возвращаться. Пусть они там делают, что хотят, а он остался бы здесь, на маяке.
Но Матиуш вернулся. В комнате его уже ждал Амари.
— Ах, ваше величество, как хорошо, что вы вернулись. Я уже беспокоился. Эй, Филипп!
Филипп появился мгновенно, вытянувшись в струнку.
— Всей охране встать возле канцелярии, понял? Комнату закрыть на ключ, а ключ отдать мне, понял? И если кому-нибудь из вас придет в голову подслушивать под дверями наш тайный разговор с его величеством, с живого шкуру сдеру — понял? Ступай!
Филипп вышел, и тотчас же в соседней комнате послышался шум — мальчишки выходили. Филипп отдал ротмистру ключ.
— Дорогой кузен, — начал ротмистр, — я хочу жить с вами в мире. Я пришел извиниться перед вами и умолять о прощении.
Амари встал перед Матиушем на колени.
— Прошу вас встать, — сказал Матиуш, — я не святой, чтобы передо мною становиться на колени. Ничего не понимаю.
— Дорогой кузен, я праправнук Елизаветы Сумасбродной, родной тетки Генриха Свирепого. Мы родственники, поэтому грустный король дал согласие, чтобы я сюда приехал. Отныне я буду послушным, как овечка. Я не выдал обед вашему величеству, дорогой братец, так как не хотел нарушать установленный порядок. Но я получил тайное предписание, и отныне мы будем жить в дружбе. Король, если ты меня не простишь, то смотри…
Маркиз Амари приложил к виску револьвер и был готов застрелиться.
— Хорошо! — воскликнул испуганный Матиуш. — Я тоже хочу жить с вами в дружбе!
Ротмистр бросился ему на шею. И Матиуш понял, — он был пьян.
Матиуш был готов согласиться на все, ему было жаль кузена, и в то же время хотелось, чтобы он поскорее ушел.
— В моих жилах течет королевская кровь. И за что я так страдаю? Я должен был драться на дуэли, потому что меня оскорбили. Я должен был осадить генерала. И что я такого ему сказал? Сказал, что он круглый дурак! Но ведь это правда! Ну, скажи, дорогой братец, сам скажи, разве не дурак?
— Дурак, — согласился Матиуш.
— А мог ли я не драться на дуэли, ну скажи, ваше королевское величество?
— Нет, не мог.
— Так за что же меня сюда сослали?
И снова хочет застрелиться.
— Вот здесь у меня тайный приказ от грустного короля: Каждое желание Матиуша это как бы мое желание. Вот здесь у меня тайный приказ… Нет, это не тот. Это другой приказ… Вот он. Приказ молодого короля: Я посылаю доктора, пусть осмотрит Матиуша и пусть напишет, что Матиуш сошел с ума, объявим это, и делу конец. Так, мой дражайший братец, таких-то друзей имеем мы, короли.
— Молодой король мой враг, а вовсе не друг, — сказал Матиуш.
— Ну да, но Клю-Клю… нет, не Клю-Клю, а тот негодяй с маяка прикидывался другом, а украл столько игрушек. Две головоломки, паяца, четыре книжки, шесть цветных карандашей. Кто за это будет платить? Я нищий, хоть во мне и течет королевская кровь. А честь не позволяет мне не заплатить. Убью Дормеско, а потом себя.
— Дорогой кузен, — сказал Матиуш, чтобы его успокоить, — я сам подарил им все это.
— Ваше величество, вы так благородны! Вы скрываете от меня, но я все знаю. Эти мерзавцы-парни галдят и не дают спать вашему величеству. Курят, и что у них за папиросы? Паршивые вонючки! И через замочную скважину выпускают дым… И нарочно бросают мух в королевский чай и сыплют блох в кровать вашего величества. И украли два топора и полфунта гвоздей… А кто за это отвечает? Я! Я! Я! Нищий! Праправнук королевы Елизаветы!
Наконец Матиушу удалось отнять у ротмистра револьвер. Он уложил его на свою кровать, потом впустил через окно ребят, предупредив их, чтобы они не шумели и тихо ложились спать, — у ротмистра болит голова.
Сидит Матиуш, разбитый, подавленный. Он столько сразу узнал.
Так вот почему были мухи в чае, ему нарочно их бросали.
Так вот почему приехал доктор — чтобы сделать из него сумасшедшего.
Так вот почему его кусали блохи.
Значит, ротмистр должен платить за все, что пропадает?
Ну, хорошо, а на чьи деньги живет Матиуш, ведь он ничего не делает? А ведь все его поездки, корабль, маяк — это все стоит дорого…
И неужели Амари действительно его кузен? И неужели нельзя спрятаться на таком острове, куда не придет ни один корабль, ни один крысенок, где он мог бы быть совсем, совершенно один?
Матиуш понял, недолго ему жить на необитаемом острове. Когда в тюрьме он решил убежать, было все совсем иначе: сердце его учащенно билось, мысли путались, он торопился, боялся, что все сорвется. А теперь все было по-другому. Он совершенно спокоен. Посмотрит, подождет еще, может быть, что-то изменится.
Он положил на стол раковинку Але и камушек Али. И сразу забыл обо всем. Такая милая раковинка, единственная в мире. Матиуш знает, что раковин на берегу тысяча и даже больше, но эту раковину дал ему Але и сказал: «Это тебе за то, что ты меня учишь».
И этот необыкновенный камушек единственный в мире. Дала его Аля, улыбаясь и камушку, и Матиушу. В целом мире нет камушка, в котором была бы, там, где-то в середине, в душе его, улыбка маленькой Али.
Сидит Матиуш, хотя уже поздняя ночь. Лечь ему некуда, кровать занята. Достал дневник, записал:
Я думал, что ротмистр злой, а он очень несчастный. Если бы молодой король рассказал все, что он думает, и если бы я рассказал ему все, что думаю, может быть, мы не были бы врагами.
И дальше:
Было бы хорошо, если бы каждый имел одинокую башню в чаще леса.
И дальше:
Разные люди есть на свете.
Матиуш положил голову на стол и заснул.
24
Матиуш не разговаривал со стражниками только потому, что не знал, как с ними говорить. Он хотел бы, чтобы между ними было так, как когда-то у него с Фелеком, только не хотел разрешать им обращаться к нему на «ты». Ведь тогда он был настоящий король, и это было возможно. Хотя, пожалуй, и тогда это было неправильно. Говорить им «вы» Матиуш тоже не хотел. Поэтому он был в затруднении.