Матиуш на необитаемом острове
Шрифт:
— Я не знал.
— Понятно. Драка — непростое дело. Надо бить больно, но чтобы не было ни крови, ни синяков.
— Послушай, Филипп, у меня к тебе просьба, не трогай ты Стефана.
— А пускай защищается. Почему он такой растяпа? Его тронешь, а он сдачи не дает… это и злит.
— Он больной, кашляет.
— Ну и что? Говорить ведь может? Пусть словами защищается. А то получается, будто он гордый. Будто не хочет иметь со мной дела.
— А если он не умеет?
— Пускай научится.
— А если не хочет?
— Пусть не будет таким упрямым.
— Значит,
— А, ладно! Очень мне надо…
Они подали друг другу руки.
— Помни…
25
Матиуш написал ротмистру, чтобы его не искали. Он не пленник, не заключенный и может делать, что хочет. Для Совета Пяти это даже лучше: сократятся расходы. Амари вернется домой. Пусть считают, что Матиуша нет в живых.
И ушел. Темной ночью, куда глаза глядят.
Взял только самое необходимое.
Направление выбрал такое, чтобы, если случится погоня, его не нашли. Он шел недалеко от реки, но не по берегу. Вода была нужна, но у самого берега его могли заметить.
Лес густой. Не найдут. Достаточно спрятаться в кусты и там затаиться.
Сколько прошел Матиуш, он не знал. Там, где приходилось продираться сквозь чащу, он шел медленно. Там, где лес был пореже, шагал быстрее. В конце концов, он не спешит. Он свободен и ничего не боится. По-видимому, на острове нет ни диких зверей, ни ядовитых змей. Голод ему не грозит — он знает из книжек, какие плоды съедобны, какие растения содержат сладкий сок, заменяющий сахар, какие грибы не ядовиты, какие коренья подобны моркови и салату.
Спать на деревьях очень удобно и гораздо приятнее, чем на кровати, так как деревья, оплетенные лианами, с густыми ветками и листвой, образуют как бы висящий, зеленый и душистый гамак. Прогибаются, как пружинный матрац, и упасть с них невозможно, даже если во сне переворачиваешься с боку на бок, А когда он один раз все-таки упал на мягкие кусты, он только немного поцарапал себе руку.
Хотел Матиуш найти одинокую башню, но не нашел ее. И зачем? Видно, отшельник не хочет с ним разговаривать — Сразу его выпроводил, не сказав ни слова.
Идет Матиуш, идет, никуда не торопится. Как-то раз целый день провел на одном месте. По временам ему казалось, что он слышит голоса погони со стороны реки. То как будто доносился звук трубы. Ну что ж, если хотят, пусть играют с ним в прятки. Надоест, вернутся.
Первую неделю Матиуш записывал, сколько дней он в дороге. Потом бросил — зачем? Пусть идут день за днем. Это интересно тогда, когда чего-нибудь ждешь впереди, а Матиуш ничего не ждал.
Но почтовый крысенок его нашел, и Матиуш ему обрадовался. Забавно — такое маленькое создание, а нос у него умнее, чем у иных людей глаза. По-видимому, по дороге на крысенка было совершено нападение, кто-то отгрыз у него лапку, и он хромал. Матиуш промыл и перевязал рану.
Дорогой Матиуш, — писала Клю-Клю. — Я послала тебе сто почтовых орехов, но не получила ответа. Если ты не очень далеко, ты должен был получить десять писем, так как наши жрецы высчитали, что из каждых десяти крысят девять гибнут в дороге, их съедают рыбы, когда они плывут морем, или звери. И только один из десяти достигает цели. Напиши мне, где ты и не нужна ли тебе помощь. Не вешай на крысенка ореха, пока он сам тебе не скажет, что отдохнул и хочет вернуться. Твоя навеки Клю-Клю. Война с белыми продолжается.
Итак, лечит Матиуш почтового крысенка и ждет, когда он подаст знак, что готов в дорогу. Крысенку больно, когда Матиуш промывает ему ранку, но он лижет Матиушу руку и так глазенками моргает, как будто благодарит. И Матиушу жаль отсылать маленького друга. Теперь он чувствует себя уже не таким одиноким.
Матиуш кипятит воду, заправляет ее сладким соком. Режет листья, корешки и фрукты — суп этот похож по вкусу на компот из яблок и груш — а крысенок сидит на задних лапках, как белка, смотрит и ждет. Матиуш ложится спать, а крысенок влезает к нему в рукав, но непременно задом: нос обязательно выставит наружу и так им двигает, так подергивает, будто телеграфирует Клю-Клю.
С Матиушем смело идет рядом или сидит у него на плече. Но когда остается один, бывает очень осторожен, при каждом шорохе сразу замирает, забившись под лист, и только высовывает кончик носа, как будто хочет узнать, можно ли выйти.
Лапка его зажила. Матиуш написал письмо Клю-Клю, положил в орех, заклеил и повесил на пробу крысенку на шею. Крысенок запищал (в первый раз) и стал так грустно смотреть на Матиуша, что он сразу же снял с его шеи цепочку. Видно, нет еще сил для такой дороги, а может быть, почуял опасность. И Матиуш никак не мог вспомнить, может быть, тот, первый крысенок, так же просил, чтобы его не посылали, а Матиуш не обратил на это внимания, потому что не берег крысенка.
И понял Матиуш, что если не беречь малое, то все вокруг будет с тобою немо. А если беречь, то всё, даже камушек и раковинка начинают говорить, — ведь с камушком Али и раковинкой Але Матиуш часто разговаривает. Наверно, и крысенок что-то ему говорит, потому что так нюхает, так нюхает. И Матиушу пришло в голову: может быть, для пробы послать крысенка на маяк?
Но вдруг крысенок стал проявлять явные признаки беспокойства. Ночью вертится в рукаве, вздыхает, днем бегает, подпрыгивает на трех лапках, ничего не ест. Словно хочет сказать, что отдохнул и пора ему отправляться в дорогу. Матиуш послал с крысенком письмо к Але и Але, что у него украли лодку, что он должен был их покинуть. Уже вечером того же дня он получил ответ, но бумага промокла, орех был плохо заклеен. Матиуш мог прочитать всего несколько слов:
Жаль… учусь один… искали… ждем.
Матиуш поцеловал письмо, спрятал его вместе с фотографией матери, листком салата, который в последний раз ела его канарейка (в одном месте были даже как будто следы клюва), раковиной и камушком.
Крысенок не успокоился: что это для него за дорога — несколько миль? Вертится, пищит, ищет орех. И Матиуш отправил его в дальнюю дорогу. И так ему стало одному грустно, что он тут же решил продолжать свое путешествие и пошел вверх по реке.