Матрешка и Медведь
Шрифт:
– Что? Нет. Не был… Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь срочно! Они ее связывают! – Медведь по-настоящему встревожился, увидев, что продавцы впали в охотничий азарт и опутывают пленницу сувенирными полотенцами с вышивкой. Превращая ее в подобие кокона неизвестного науке насекомого весьма домотканной внешности.
– Не волнуйтесь, помощь придет, – успокоил голос в трубке, продолжая печатать. – Скажите, откуда вы о нас узнали? Радио, телевидение, пресса?
– Я не помню, – честно ответил Медведь, – пришлите, пожалуйста…
– Может быть детективы? Рассказы родителей? Вас пугали полицией в детстве? – матрешка тем временем выпростала одну руку и стала наугад лупить врагов по спинам, глухо визжа под слоем полотенец.
– Да, наверное. Детективы и рассказы родителей. Будьте добры, ее уже уносят…
– Пожалуйста, оставайтесь на линии, – поставил голос
Телефон заиграл концерт Дворжака для виолончели с оркестром си минор, но тот сразу оборвался, уступив место уверенному баритону.
– Здравствуйте, Городское полицейское управление, отдел борьбы с похищениями, – представился баритон. – Слушаю, что у вас случилось?
Медведь снова перевел взгляд на поле боя. Матрешку запеленали в полотенца полностью, а самый габаритный из продавцов взвалил ее на плечо и понес в потрепанный пикап, где за рулем сидел уже тот самый тщедушный ловкач, пытаясь завести мотор.
– Алло! Что у вас случилось, говорите! – вежливо настаивал баритон.
Медведь решительно захлопнул раскладушку и направился к пикапу.
– Эй, послушайте! – Тащивший матрешку здоровяк мельком глянул на Медведя, словно на крикнувшую некстати чайку и стал открывать багажник, чтобы сгрузить добычу внутрь.
– Прекратите хулиганить! Я вызову полицию! – Медведь подошел еще ближе. Он начинал злиться и даже не вопиющее похищение матрешки средь бела дня было тому причиной. Уверенность хулиганов в безнаказанности – вот, что задело Медведя сильнее всего. И еще этот неуважительный взгляд, конечно.
– Выньте сейчас же матрешку и распеленайте!
На этот раз его не удостоили даже взглядом. Торговец уже затолкал матрешку в багажник, хотя она извивалась, насколько позволял кокон из полотенец, и продолжала глухо подвывать. Багажник не закрывался полностью – добыча все же была довольно крупной. И на помощь здоровяку из-за руля вылез его тощий собрат. Не повернув головы в сторону Медведя, который продолжал громко требовать порядка, он уселся на багажник и стал на нем подпрыгивать, стараясь утрамбовать матрешку и защелкнуть замок.
Марвин Джеймс, кем бы он ни был, сообщает в своем фундаментальном труде «Медведи Заполярья и Аляски», что «при агрессии медведь ощетинивается и прижимает уши к голове, загривок его вздыбливается». Примерно так все произошло и на этот раз. Медведь почувствовал, как верхняя губа его задрожала, обнажая клыки, а это был нехороший признак. Он попытался взять в себя в руки, но стало только хуже – негодование рвалось наружу, шерсть встала дыбом, глаза налились кровью, а наманикюренные когти растопырились так, что можно было порезаться от одного их вида. И, не в силах больше себя сдерживать, Медведь издал оглушительный рев, жуткую смесь рычания и воя, которая была записана глубоко в его генах, но до сих пор ни разу не представлялась публике. Рядом оказался ни в чем не повинный мим, раскрашенный под статую – обычно он стоял неподвижно и лишь изредка совершал резкие телодвижения в сторону туристов. Что доставляло им приятный испуг, а ему – скромный гонорар. От медвежьего рева мим скакнул в сторону прямо с места, как огромный стальной кузнечик, споткнулся, упал, кувырнулся и, набирая скорость, молча понесся куда-то вдаль. Наряду с мимом пострадали еще несколько существ разной степени разумности, некстати оказавшиеся рядом. В частности, питавшаяся из мусорного бачка галка влетела в него целиком, словно от порыва ветра, и притаилась за только что обкусанной булкой. Несколько любителей роликов, не сговариваясь и не тормозя, свернули в гущу кустов и затрещали ветвями, продираясь прочь от опасного места. Торговец попкорном застыл с полной коробкой в руках и устремил взгляд на трещины в асфальте – он слышал, что хищникам нельзя смотреть в глаза. Хотя медведям, по правде говоря, это совершенно безразлично. На похитителей матрешки выплеск дикорастущей ярости произвел столь же магическое впечатление, как и на всех прочих. Тот, что был крупнее, сделал заранее обреченную попытку спрятаться под машину, застрял под карданным валом и завизжал – тихо и неожиданно тонко для мужчины его комплекции. Щуплый злоумышленник свалился с багажника, попытался встать и бежать одновременно, потерпел неудачу и стал удирать, как был – на полусогнутых ногах, помогая руками. Певцы дарвинизма могли бы зафиксировать это явление, как неоспоримое доказательство своей правоты. Впрочем, им вероятно было бы не до научных изысканий. Даже матрешка затихла на несколько секунд в своем расписном коконе, но потом вновь стала глухо орать и извиваться всем телом.
Сам пораженный тем, что учинил, Медведь нервно подскочил к багажнику, вытащил матрешку наружу, поставил вертикально и попытался распеленать. Но пальцы не слушались, он никак не мог успокоиться – остатки негодования смешивались со стыдом за неприличное для культурного животного поведение и от этого в душе у Медведя разгулялся целый тайфун чувств. Поняв, что ювелирно размотать полотенца не получится до вечера, он решил рискнуть. Слегка проткнул их когтем где-то в районе предполагаемой матрешкиной головы, прислушался, не случится ли крика боли, а после резко распорол кокон сверху вниз. Матрешка со стуком выпала на асфальт, голова ее, как оказалось, была снизу. Полежав пару мгновений и потаращившись на небо, она внезапно вскочила и понеслась прочь, целясь попасть на аллею, что вела от смотровой площадки вниз к набережной.
– Эй! Вы в порядке? – крикнул Медведь ей вслед. Решив, что матрешка испытала сильный стресс и теперь находится в смятении, он заволновался: а не свалится ли она, чего доброго, в реку. Подумал и потрусил вслед за ней. В конце концов, роль спасителя положено исполнять до традиционного финала, где благодарность спасенного безгранична, его родственники жмут руки и зовут захаживать, а герой скромно улыбается и чувствует себя смущенным от всеобщего внимания. К тому же Медведю неловко было возвращаться на смотровую площадку сразу после учиненного там скандала. Ситуация вообще начинала его беспокоить. Он знал, как стремительно расходятся и плодятся слухи – даже цунами на их фоне выглядит весьма бледно. Особенно это касается слухов о хищниках. Без малого год назад один тигр в городском цирке случайно задел дрессировщика зубами за горло, так газеты до сих пор терзали это событие, будто речь шла не о паре царапин, а о взрыве бомбы с начинкой из гвоздей. Да, у Медведя, пожалуй, были причины для волнений. Вот завтра будут говорить: «Медведь на смотровой площадке сорвался с цепи, вы слышали?» И кто после этого отдаст детей с ним фотографироваться? Какой турист сунется смотреть на Город с высоты, восхищаться мозаичной крышей насупленной древней церкви и цветочной геометрией парка позади нее, если где-то рядом бродит в зарослях обезумевший зверь с капающей из пасти пеной? А через неделю интернет будет пестреть заголовками: «Медведь в юбке растерзал нескольких человек, мэрия вызывает спецназ». Как тогда восстанавливать репутацию? И, хотя у него с фотографом был заключен долгосрочный контракт… Нет, даже думать об этом Медведю не хотелось.
Матрешка скользила по неровному асфальту парка довольно резво и даже создавала турбулентность, от которой традиционное матрешечье платье – брусничного цвета и расшитое угловатыми узорами – полоскалось у нее на спине, как флаг. Листья платанов, начавшие в этом году опадать раньше обычного из-за слишком жаркого лета, вспархивали вихрями, когда она проносилась мимо, и общительно шелестели, оседая обратно на обочину. Медведь бежал рядом размеренной рысцой и примеривался вступить в разговор, чтобы заболтать и остановить несущуюся вдаль бедняжку, удостовериться, что она пришла в себя и отвести, куда потребуется, если потребуется. Но матрешка вдруг остановилась сама.
Только что она неслась с легким шорохом по парковой аллее и в одно мгновение будто вросла в теплый асфальт. Кокошник и платье собрались было продолжить движение, полагаясь на силу инерции, но, слабо трепыхнувшись вперед, решили в итоге остаться на хозяйке.
Только через пару секунд Медведь осознал, что продолжает бег в одиночестве и тоже резко затормозил. Но у него это вышло не так эффективно. Задняя часть сразу ушла в занос и, разлиновав асфальт когтями, как нотную тетрадь, он остановился уже на обочине, едва не столкнувшись со скамейкой, выполненной в основательном деревенском стиле. Матрешка стояла и пристально вглядывалась в сторону смотровой площадки – туда, откуда они только что примчались. Медведь трусцой вернулся к ней и кашлянул, обозначая начало беседы.
– Никого вроде нет, – перебила она еще не начатую его фразу. – Никого не видно. Может и не гонятся, а решили подождать у выхода, хитрецы. Или пошли поперек через парк. Подними-ка меня!
Медведь молча ухватил Матрешку подмышки, и приподнял. Почему бы не выполнить мелкую просьбу. В конце концов, это ее пытались похитить и она, вероятно, лучше знает, как уклониться от новых встреч с негодяями. Так они простояли почти минуту, весьма украшая парк этой новой композицией, но у Медведя стали затекать передние лапы.