Матушка Готель
Шрифт:
Солнце кралось за горизонт. Когда показалась крепость, всадники впереди не выказали никакого тому внимания, а продолжали переговариваться и посмеиваться вслед своим репликам. И хотя их разговор не имел отношения к прибытию в Мон Сен-Мишель, толика их радости всё же зиждилась на том, что они успели к приливу, о котором не раз упоминали за свою дорогу. Сама Готель с трудом понимала в том необходимость, пока не увидела всё своими глазами.
Гора, на которой находилось аббатство, два раза в сутки становилась островом, добраться куда было много безопаснее на лодке, нежели пешком во время отлива, рискуя попасть
У берега пересели в лодки. Замок сверкал на воде тысячами оранжевых огоньков. Его черты становились всё более различимы и очень скоро открыли взору великую твердыню, с центральным собором, высокими стенами, башнями и венчающими их острыми крышами. Было похоже, что в определенный момент аббатство стало не только духовным центром, но и национальным бастионом в сознании страны, избавляющейся от многолетней войны.
Несколько минут, прежде чем им открыли, путники стояли у Королевских ворот, украшенных гербом аббатства с нарисованными на нем ракушками; после чего Готель со своим конвоем прошла по небольшому опустившемуся мосту и встретила в воротах коннетабля.
– Что вас привело к нам, мадмуазель?
– спросил Артур, и девушка протянула ему бумагу, подписанную Дени Дю Муленом.
Коннетабль подал легкий знак кистью и трое караульных, сопровождавшие Готель от самого Дюке, ушли. Дальше их вела большая улица выросшего на подножье горы поселка. По обеим её сторонам, плотно прижавшись друг к другу, стояли крошечные домики, иногда мирно сраставшиеся над головой, и Готель в который раз усомнилась в наличии здесь какого-либо военного конфликта. Но проходя глубже, было заметно, что монахов встречалось куда меньше, чем воинов. И даже, пусть безмятежный, дух войны чувствовался в воздухе куда сильнее, чем духовная стать этого святого места.
– В Париже говорят о войне, - оглядываясь сторонами, произнесла Готель.
– В Париже ничего не знают о войне, - ответил Артур и остановился у Шатл'e - двух сросшихся башен - торжественно мрачного входа в аббатство Мон Сен-Мишель.
Готель осталась одна. Она поднялась по ступеням, прошла вдоль собора, где повстречала несколько монахов, но, на её желание увидеть аббата, те лишь молчаливо указывали рукой следовать дальше. В итоге, долгое путешествие узкими, каменными коридорами привело её в трапезную, щедро прогретую каминным огнем. Трапезы никакой не происходило, но за длинными столами, в разных концах зала, склонившись над своими книгами в свете струящихся свечей, сидели несколько монахов.
– Добрый вечер, мадмуазель, - услышала за спиной Готель и, повернувшись, увидела перед собой полноватого и невысокого монаха, - меня зовут отец Жан, я являюсь аббатом этого места, и поскольку мне доложили, что меня ищет некая мадмуазель, полагаю, это вы.
– Добрый вечер, святой отец, - кивнула девушка и опустила капюшон.
– Так чем, же я могу помочь вам, дитя?
– Меня зовут Готель Сен-Клер, - волнуясь, представилась она, - и мой разговор к вам, отец Жан, носит характер сугубо личный для меня, необходимый для здоровья королевы и важный для репутации вашего аббатства. А потому, я бы просила вас найти для него более уединенное место.
– Пойдемте в скрипториум,
В скрипториуме, как назвал его отец Жан, было невероятно. Невероятно много круглых колонн, полок и книг, и невероятно холодно. Целый город для любознательного монаха, не боящегося неминуемой простуды от вечернего бриза, наполняющего зал то ли туманом, то ли магическими облаками.
– Я слушаю вас, - присел на скамейку аббат.
– Отец Жан, - начала Готель, - я знаю, что монахи Ля Мерв'eй уже долгое время ищут лекарство для Марии Анжуйской, способное вернуть ей былые силы. И я хотела бы просить Орден, дамой которого я также являюсь, оказать нам всем взаимную услугу.
В доказательство своих слов, она развернула бирюзовую материю, расшитую геральдическими лилиями королевства с орденом, врученным ей когда-то под нефом строящегося Нотр-Дама Морисом де Сюлли. При виде этого артефакта брови аббата выползли на лоб:
– Боже всемогущий, сколько же ему лет?
– Двести семьдесят три года, аббат.
– Должно быть, ваш род у Ордена на хорошем счету, мадмуазель Сен-Клер, - рассудил тот.
– Теперь же, я хочу спросить, готов ли Орден оказать мне не простую услугу и поддержать меня?
– Я и другие рыцари Ордена поможем вам везде, где вам необходимо, мадмуазель, - покорно кивнул отец Жан, - и любая помощь репутации аббатства станет весомым аргументом для французской церкви в вашу пользу. Особенно сейчас, - вздохнул аббат, - когда не только паломники, но и сами монахи покидают Мон Сен-Мишель, а поддержка короля целиком достается командующим здесь военным.
– Но где же война?
– недоумевала та.
– Собор и северные стены почти разрушены, а английский флот стоит за пределами отлива и только и ждет удобного случая, чтобы атаковать нас. И вера монахов не становится от этого крепче. Они идут в мир и теряют себя.
Наступила некоторая пауза. Аббат молчал, видимо, размышляя над своими словами, в то время как Готель уже не знала какими словами пользоваться ей, чтобы достучаться до сознания простого смертного человека без угрозы эмоционального срыва и без неминуемо сопутствующих тому осложнений. Она крутила словами, как могла, но отец Жан только послушно кивал головой, словно ничего не понимал, что постепенно выводило Готель из себя. В результате она взяла тон прямой и пристально смотрела аббату в глаза, как разговаривают с заигравшимся ребенком:
– Я хочу передать саду Ля Мервей цветок, используя который монахи аббатства смогут вернуть королеве молодость и силы. Взамен же, я попрошу их величество отдать мне своего следующего ребенка.
– Попросите что?
– вежливо улыбнулся аббат.
– Святой отец, я несколько старше, чем выгляжу, и знаю, что никогда не смогу иметь детей. И это единственная причина, по которой я готова вернуть Бел'eну [9] свой источник, навсегда отказавшись от сего дара, - заключила Готель.
9
Бог солнца и исцеления у древних народов севера Европы.