Матушка Готель

Подгорный Константин

И на другом берегу лежал Турин, мерцающий и гаснущий в реке; а здесь, рядом, на траве лежала Анна. Она водила по небу пальцем, поочередно закрывая им то одну, то другую звезду.

– У тебя есть дом, куда ты могла бы вернуться?
– вдруг спросила она.

– Там, - подняла руку Готель, - на западе, за этими горами, - произнесла она, будто повторив чьи-то слова, и в тот момент её сознание пронзило яркое воспоминание о детстве и старце из табора - старике Парно, который рассказывал ей когда-то о великой башне и человеке, строящем её - башню, которая должна была изменить его жизнь, но по какой-то причине похоронила его в себе. Готель так увлеклась этими размышлениями, что не заметила, что Анна уже давно о чем-то рассказывала:

– …и

у меня ведь ничего нет, кроме имени своего отца, а когда это так, это кажется самым простым способом всё изменить, - говорила Анна, поднимая спину с травы.
– Моим самым приятным воспоминанием были годы, проведенные в Монте-Сант'Анджело с мамой, сестрой и братом. И я благодарила тогда архангела за это райское место, которое он избрал своим явлением. Все люди, со всего света стремились туда; из самого Мон Сен-Мишеля! Туда и обратно. За исключением моего отца, - Анна завершила рассказ, напев что-то неразборчивое, видимо, чтобы развеять обстановку и посмотрела на Готель, - а ты?

– Что?

– Что с тобой не так?
– улыбнулась Анна, - девушки вроде тебя…, - заговорила она, но не закончила, заметив как Готель раздулась от возмущения.

– Девушки вроде меня?
– серые глаза подруги мстительно прищурились, и в следующий момент Готель кинулась щекотать Анну, заливающуюся на траве смехом, - девушки вроде меня?
– повторяла она, пока её жертва не вырвалась и не отбежала на дюжину шагов в сторону.

– Серьезно, - пыталась отдышаться Анна, - с такой красотой и возможностями, к чему мести эту старую, уже, возможно, забытую Богом церковь, когда в пору идти под руку с графом или маркизом?
– девушка подкрепила вопрос, сделав несколько высокопарных шагов мимо, сидящей на траве, подруги, и подстрекающе сопроводила их хлопаньем ресниц со страстными воздушными поцелуями.

– Кому много дано, с того много спросится, - проговорила в ответ Готель.

– Ну, здесь тебе нечего бояться, - подошла Анна и протянула подруге руку, - я позабочусь о тебе.

– Правда?
– почти искренне улыбнулась Готель.

Анна решительно кивнула, и Готель, взяв её за руку, поднялась на ноги. Они медленно пошли от берега к дому, держась за руки и ободряюще поглаживая друг друга по спине.

– Не забывай, - добавила Анна, - я старше тебя на целый год.

Потом наступала ночь. И Анна снова превращалась в ребенка, и Готель снова подтыкала ей одеяло и гладила её волосы, когда та засыпала. И наступала осень, и Готель, не имея возможности скрывать свои таланты, нашила той ворох теплой одежды.

– Оно такое большое, - проговорила Анна своему отражению, появившись в зеркале рядом с подругой, которая внимательно рассматривала в нём своё лицо.

Готель медленно водила пальцем по своим молочным губам, невольно разыгрывая Анну своим поведением.

– Ты никогда не видела себя?
– повернулась к ней девушка.

– Ты не должна этого делать, - очнулась та, посмотрев на Анну в отражении.

– Оно будет моим подарком тебе, - наказывала девушка пальчиком.

Сестра Франческа не выказала ни малейшего знака на появление зеркала в келье. Настоятельница заходила лишь дважды. Первый раз после размещения Готель на новом месте, а второй, когда однажды забирала одежду для храма Сан Сальваторе. И Готель очень переживала по поводу "аскетических устоев" сестры Франчески, но настоятельница лишь взяла со стола готовую одежду и вела себя так, словно никакого зеркала в комнате вовсе не было. А потому Готель, всё ещё чувствующая от того стеснение, уже готова была нарочно обратить её внимание на предмет своего беспокойства, несомненно полагая, что настоятельница просто не заметила его, если бы только в следующий момент сестра Франческа сама не подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть на лице какой-то незаметный прыщик, видимо, волнующий её больше,

чем аскетические устои сей обители.

– Констанция не беспокоит вас?
– спросила она свое отражение, слегка повернувшись перед зеркалом.

– Нет, матушка.

Анна не беспокоила Готель. По крайней мере не в том смысле, который закладывала в эти слова настоятельница. Беспокойством Готель стала всесторонняя забота об этой в одночасье осиротевшей девушке. Анна же, видела в их отношениях совсем другую игру, она расценивала внимание Готель, как эмоциональную близость их отношений и позволяла любить себя, как только другой то было необходимо; настолько, что в какой-то момент Готель упустила это из виду, и так увлеклась родительскими хлопотами, что совсем позабыла о своем возрасте. В холодные зимние ночи она ложилась к Анне, обнимала и согревала её своим теплом, и каждый раз целовала её в затылок, после того как та засыпала. Так что к весне их отношения приобрели более яркие краски и запахи. К примеру, благодаря полевым цветам в их келье, ежедневно собираемые и приносимые Анной, которая, кстати говоря, со своей стороны также взяла в привычку всячески помогать подруге. Даже, когда нужно было просто послужить той манекеном; Анна послушно поворачивалась вправо, поворачивалась влево, поднимала руки, опускала руки, терпеливо стоя, и иногда что-то лепетала, пока Готель схватывала ниткой края. Но не в этот день.

В этот день Анна долго не появлялась, а когда появилась с цветами, была сама не своя. Говорила со стороны, куда-то пряталась, без причины бледнела и краснела, смеялась невпопад, а когда нужно было что-то сказать, молчала как заколдованная. И Готель, которой передавался весь этот букет, молила Бога, быстрее закончить с юбкой и отпустить эту сумасшедшую прочь. Потому она наспех дометала низ и поспешила подняться, когда увидела перед собой окаменевшее лицо Анны. Встретившись взглядом с Готель, девушка попыталась улыбнуться, но лишь одарила подругу новым испугом.

– Анна?
– проговорила испуганная Готель, но та лишь продолжала всматриваться ей в глаза, пока не наступил момент, когда расстояние между ними начало стремительно растворяться, притом, что обе они были абсолютно неподвижны.

Готель не могла поверить, что всё это происходит на самом деле. Неужто вся её любовь была воспринята Анной, как увлечение. Не уж этой девочке оно было важнее нужды и тоски о родительском радении. Но пока Готель отвлеченно собирала в уме свой треснувший материнский лик, Анна приблизилась к её лицу и осторожно поцеловала её в губы. Всё рухнуло в душе Готель. Её очередная призрачная иллюзия лопнула оглушающей струной и, словно это еще могло что-то спасти, она оттолкнула девушку прочь:

– Нет!
– в тот же момент выпалила Готель.

Растерянная Анна сделала несколько шагов назад, закрыла руками лицо и выскочила из кельи. "Господи, - сквозь зубы вскипела Готель, - гореть мне в аду".

Спустя несколько минут она нашла девушку на берегу. Анна плакала, но, почувствовав спиной приближение Готель, затихла, иногда прерывисто вздыхала и прятала за уши мокрые волосы.

– Анна, - начала, было, Готель.

– Для вас Констанция, - не оборачиваясь, холодно отсекла девушка.

– Прости, что ввела твое сердце в такое заблуждение. Мое тепло и любовь к тебе были лишь желанием восполнить хоть малую долю участия, которого ты лишилась, потеряв мать. Я люблю тебя, это правда, но, Господи, - взмолилась она, - любовью христианской, как любят дитя!

– Это ложь!
– повернулась Анна, залитая немыми слезами, - всё это чертова ложь! Ты целовала меня!
– кричала девушка, указывая пальцем в сторону дома, но подумав, что их могут услышать, огляделась по сторонам и подошла ближе, - каждый вечер ты целовала меня!
– с надрывом шептала она, обливаясь новой волной слез и тыкая пальцем в грудь Готель, - вот так, - вздохнула глубоко Анна, - а мою любовь отвергли.