Мауи и Пеле держащие мир
Шрифт:
— Вы сказали, что у вас через месяц сессия. А где вы учитесь?
— Здесь, в УФП — Университете Французской Полинезии, на первом курсе факультета экологической биотехнологии. Продвинутая программа, такая есть только в Париже, еще в Кайене, во Французской Гвиане, и в этом университете на Таити.
— Но… — нерешительно заметил японец, — …Вы же не здешняя.
— Ага. Я с Гаити, из Доминиканской республики, и полгода училась заочно. А теперь, согласно логике революционных событий, перехожу на частично-очную программу.
— Но…
— Ага. Он на юго-западе Папеэте, в Оутумаоро, всего 600 метров от «прим дот».
— Простите, Амели, а что такое «прим дот»?
— Типа, первый плацдарм при захвате территории с моря, — пояснила она, — там потом размещают оперативный штаб, типа того. Все радиальные направления на километр от «прим дот» сразу занимает спецназ. А штурмовые группы работают уже дальше.
Сделав это сообщение, молодая мулатка сняла кувшинчики с электроплитки и, вместе с керамическими чашечками, аккуратно поставила на столик.
— А где профессора и весь персонал? — спросил Накамура.
— Они эвакуировались, но я думаю, многие вернутся. Место ведь прекрасное. А кого-то можно пригласить из Университета Антильских Островов. Вот, у Бокассы там друзья в профессорском корпусе. Верно я говорю?
— Верно, — подтвердил лейтенант, и спросил, — А сайт УФП уже «подняли»?
— Да, конечно, — ответила Амели, кажется, даже слегка обиженная таким вопросом, — он «лежал» всего дня три. Мы «подняли» его вчера вечером, и уже залили туда новости.
— Ох-ох, — Накамура покачал головой, и налил себе немного саке, — я ничего не понимаю. Вокруг все разгромлено, пресса пишет, что вся Океания в огне, а вы тут рассуждаете об университетах, о сессиях, и о профессорах с Антильских островов.
— А что тут странного, Иори-сан? — спросил Бокасса, — Мы прилетели в Океанию, чтобы построить здесь такой стиль и образ жизни, какой нравится нам, и вообще всем людям, которые хотят жить и работать свободно, интересно, креативно…
— …И, — встряла Амели, — чтобы быть реально защищенными от наездов оффи.
— Кто такие «оффи»? — поинтересовался Накамура.
— По-японски это называется «якудза», — сказала она, но Бокасса погрозил ей пальцем и профессорским тоном поправил.
— В Японии оффи называются «дзайбатсу», а «якудза» — одна из форм их организации.
Накамура Иори окинул собеседников удивленным взглядом.
— Я не думал, друзья, что здесь так интересуются деталями жизни бизнеса в Японии. И, позвольте сказать вам вот что. Дзайбатсу, это финансовый клан, или даже финансовая империя внутри Японской империи. Дзайбатсу существуют легально, их названия даже совпадают иногда с брэндами концернов: Мицубиси, Мицуи, Сумимото. А якудза не считаются легальными. Кланы якудза, это империи криминального бизнеса.
— Вы сказали: «не считаются легальными», так, Иори-сан? — спросил Бокасса.
— Да, я сказал именно так.
— Не считаются легальными, — снова повторил Бокасса, — но легализованы по факту. Вы знаете лучше меня, что главные офисы кланов якудза в японских мегаполисах хорошо известны, они не скрываются, и даже снабжены наружной рекламой клана, судя по тем документальным фильмам, которые я смотрел. Так в чем разница, Иори-сан?
— Не знаю, — Накамура пожал плечами, — я бухгалтер, а не полисмен и не политик.
— Простите пожалуйста, — мягко сказал лейтенант, — но мне кажется, если нормальному человеку не видна разница между официальным финансовым кланом и криминальным, причем оба класса кланов совместно делят между собой контроль над политикой и над экономикой страны, то это значит, что в стране оффи-режим. Клептократия.
— Власть воров? — переспросил Накамура, — Вы думаете, такой режим только в Японии?
— Нет, конечно, — Бокасса улыбнулся, — такой режим почти во всех странах. У него даже существует геополитическое называние: «Билдебергский режим».
— В честь Билдебергского клуба? — спросил японец.
Лейтенант Бокасса утвердительно кивнул.
— Да, Иори-сан. Ведь Билдебергский клуб, это объединяющее название кланов якудза, контролирующих бизнес в разных районах. Только речь идет не о районах Токио, а о районах планеты. В остальном, система та же. Ежегодные сходки в дорогих частных притонах с мощной охраной, и тайная дележка воровской власти, которая выражается впоследствии в, как бы, демократически принятых решениях парламентов, и прочих декоративных лавочек… Судя по вашей реакции, я не сообщил вам ничего нового.
— Вы правы… — японский бухгалтер сделал глоточек саке, — …Это общеизвестно. Но в практическом смысле, это данность, которую вряд ли можно изменить. Вот, возьмем Континентальный Китай. Итогом их революции стала власть кланов номенклатуры.
— Естественно, — сказал Бокасса, — везде, где революция борется за то, чтобы захватить политическую власть, итогом становится власть воровских кланов над обществом.
— Вы снова правы, — сказал Накамура, — но тогда, ваша революция тоже обречена.
— Нет, Иори-сан. Видите ли, наша революция борется не за политическую власть, а за ликвидацию политической власти, как института вообще.
— Иначе говоря, за анархию? — спросил бухгалтер.
— Смотря что называть анархией, Иори-сан. Возьмем, например, кондоминиум. В него входят несколько сотен семейных жилых домовладений, и для организации общих дел учреждается правление. Это правление обеспечивает коммунальные блага, предлагает некоторые проекты благоустройства, и собирает на эти цели взносы с домовладений. В некотором смысле у правления кондоминиума есть власть, но не политическая, а лишь функциональная. Правление учреждается и существует только чтобы создавать набор сервисов для жителей, и не имеет ни средств, ни полномочий на что-либо иное.