Маяк ветров
Шрифт:
Вниз, к реке. К полуразрушенной древней стене на берегу.
Это место Йи-Джен считала своим.
Сегодня она не собиралась убегать. Сидела с книгой на балконе, но не читала, а лишь рассматривала картинки, оплетавшие края страниц. Слушала, как снизу доносятся тихий перезвон посуды и разговор матери со служанкой.
Йи-Джен оторвалась от книги, взглянула на небо. Солнце висело низко, огромное и красное, вот-вот исчезнет за крышами домов.
– Сегодня к дедушке кто-то придет, – сказала она вслух и нахмурилась.
Может быть, ей скажут переодеться в новые штаны и рубашку или даже в праздничное
– Ну их всех, – прошептала Йи-Джен и сделала так, как учил отец.
«Если захочешь стать незаметной, – говорил он, – то ступай тихо, не торопись и не касайся стен. Ты моя дочь, у тебя все получится».
И у Йи-Джен всегда получалось.
Она спустилась по лестнице, и служанка, раскладывавшая на столе ножи и ложки, даже не обернулась. Дверь тихо скрипнула, Йи-Джен оказалась в саду, отбросила осторожность и помчалась привычным путем.
Остановилась лишь на берегу реки и долго не могла перевести дыхание. Потом обернулась – но улица была пуста, никто не шел следом.
Отсюда город казался россыпью белых домов и разноцветных оград. Старая Заводь – так он назывался, но никаких заводей на реке не было. Когда Йи-Джен была маленькой, она спрашивала маму, деда и всех, кто заходил в дом: «Почему такое название?» Одни смеялись в ответ, другие отмахивались от назойливых вопросов. Некоторые разводили руками: «Наверное, когда-то тут все было по-другому». И лишь отец ответил серьезно: «Этот город – заводь на реке жизни». Йи-Джен запомнила эти слова и с тех пор часто думала о том, что настоящая жизнь течет где-то далеко, а здесь – лишь ее бледная тень.
Впереди, за рекой, раскинулся лес. Он был густым и таинственным, там жили дикие звери и смуглые, остроухие люди. Горожане опасались заходить далеко, рассказывали, что тропинки петляют, заманивают в чащу, забредешь туда и уже не выберешься.
Некоторое время Йи-Джен стояла, вглядываясь в темную полосу леса, но никого не увидела, ни зверей, ни людей. Вздохнула и стала взбираться вверх по теплым шершавым камням разрушенной стены. На самом верху на миг замерла, а потом села, свесив ноги. Вечернее солнце золотило землю и воды реки, ветер тихо шелестел, касался лица – будто хотел сказать о чем-то.
В этом безлюдном, заброшенном месте Йи-Джен чувствовала себя в безопасности, могла быть собой. Словно ее домом были старые руины, а вовсе не комната с балконом и окнами, глядящими на яблоневый сад. Здесь, у реки, можно было размышлять вслух – говорить все, что приходит в голову и не бояться, что тебя услышат. Йи-Джен не задумывалась, к кому обращается: к отцу, живущему в далеких горах, или к ветру, теребящему сейчас волосы.
– Думаешь, дедушка стыдится меня? – спросил Йи-Джен.
Дедушка был городским главой, самым уважаемым человеком. К его дому, трехэтажному, просторному, сбегались все улицы. Рядом, на площади, журчал фонтан и несколько раз в год возле него собирались люди, совещались о судьбах города. Но решение всегда выносил дедушка.
Йи-Джен ни раз слышала, как горожане вздыхали: «Как жаль, что у него нет сына». У него была только дочь, Милин, невысокая, тонкая, беспечная и несерьезная. Незнакомые люди часто ошибались, считали, что Милин не мать Йи-Джен, а старшая сестра.
Йи-Джен прислушалась, но ни ветер, ни внутренний голос не ответили ей. Солнце уже коснулось леса, растеклось алыми отблесками по кронам.
– На маму он точно сердится, – сказала Йи-Джен. – Не хочет простить.
Не простил, что Милин полюбила чужеземца, заключившего с горожанами договор и жившего здесь год. Полюбила так сильно, что нарушила все запреты, не побоялась предсказаний и дурных знамений. Так и появилась на свет Йи-Джен. «Плод запретной связи», – говорили в городе. «Полукровка». «Что нам с ней делать?»
– Ничего вы со мной не сделаете, – сказала Йи-Джен и стукнула кулаком по стене. Из расщелины вспорхнула испуганная птица. – Я сама решу, что мне делать.
Порыв ветра налетел, обдал запахами реки. И в его шепоте Йи-Джен почудился голос отца, слова одобрения и поддержки.
Отец жил далеко, в горах. Приезжал раз в два года на несколько недель, а мама в это время гостила в соседнем городе у родственников. Родителям Йи-Джен запрещено было встречаться.
Во время визитов отца дом преображался. Дедушка почти не выходил из кабинета, гостей не было, служанка ходила испуганная и тихая. Сквозняк раздувал занавески в распахнутых окнах, запахи казались незнакомыми, а все звуки словно бы становились звонче. Иногда Йи-Джен чудилось, что позади отца стелются золотистые тени, – и в такие минуты он ловил ее взгляд, кивал, но не объяснял ничего.
«Почему я не похожа ни на тебя, ни на маму?» – спрашивала Йи-Джен. У матери были волнистые длинные волосы цвета темного меда, искристые светлые глаза и тонкие, легкие пальцы. А отец был смуглым – сколько ни загорай, не удастся стать такой же как он, сделать кожу темной-темной, с едва приметным медным отблеском. И глаза у него были мерцающие, золотистые, как у дикой кошки.
Сама же Йи-Джен была бледной, а глаза – чужого, небывалого цвета, темно-фиолетовые, как цветы в саду. Только волосы у нее были отцовские: жесткие, темные.
«Ты похожа на меня, – отвечал отец. – В детстве я был таким же. Вырастешь – и станешь золотоглазой, как я». Он рассказывал о горах: воздух там прозрачный и чистый, обычные люди не могут им дышать. Среди камней растут цветы, сияющие как звезды, и сами звезды так близко, что кажется – можно коснуться рукой. «Приезжай туда, когда вырастешь», – говорил отец.
Йи-Джен спрашивала: «Почему ты сразу не забрал маму в горы? Вы могли бы жить не на самом верху, а в долине». И ответ всегда был один и тот же: «Она не захотела».
Солнце ушло, только его отсветы еще горели в небе. Мошкара звенела над ухом, птицы чиркали у самой земли. Йи-Джен яростно потерла сухие глаза – слезы горьким комом встали в горле, не желали пролиться.
– Все думают, я маленькая, ничего не понимаю, – сказала она. Слова вышли сдавленными. еле слышными. – А я все понимаю.
Мама любила отца – любила так сильно, что все еще не могла смотреть на других мужчин. Но не хотела покидать родной город, отрекаться от привычной жизни. Знала, что там, в горах, станет чужачкой, пришлой, краткоживущей. А Йи-Джен будет такой же полукровкой, как и в городе.