Маяк ветров
Шрифт:
«Еще не так уж поздно, даже не полночь», – решила Йи-Джен, глядя в небо. Потом выскользнула из-за занавески, завернулась в домашнюю накидку, тихо пересекла комнату и открыла дверь. Та была с ней заодно – легко поддалась и не заскрипела.
За дверью ее встретила темнота: светильники не горели, лишь внизу, под лестницей мерцал теплый отблеск. Йи-Джен спустилась, – быстро, едва касаясь ступеней, крепко держась за поручень. У подножия лестницы замерла на миг, а потом ступила в ручей света, льющийся из-под двери кабинета. Подошла поближе и прислушалась. Слова теперь звучали разборчиво, ясно.
– Стоит
Йи-Джен едва не пнула дверь со всех сил, но сдержалась – лишь сжала кулаки и сделала глубокий вдох. Она знала, кто говорит – помощник дедушки, несколько раз в неделю приносивший кипы важных бумаг. Сейчас, наверное, дедушка сидит за огромным письменным столом, а помощник – в кресле напротив. Они пьют вино или сладкий летний чай и рассуждают, куда отослать Йи-Джен и ее маму. Рассуждают так, будто могут решать за всех и никого не спрашивать.
Год назад Йи-Джен осенила мысль: наверное, дедушка хотел, чтобы мама стала женой его помощника. Тогда горожане перестали бы сетовать, что у градоначальника нет сына, а дедушкин помощник унаследовал бы дом, бумаги и титул. Пораженная этой догадкой, Йи-Джен тут же побежала к маме с рассказом, но та рассмеялась. «Никогда бы за него не вышла, – сказала она. – Он зануда и вообще уже старый!»
А теперь этот человек хотел выгнать их из города на год.
– Ни в коем случае, – ответил дедушка. – Этот тип наверняка узнает, где они, и воспользуется случаем. Приедет туда и упросит Милин бежать с ним. А отговорить ее будет некому.
Йи-Джен снова пришлось сдерживаться, до боли стискивать кулаки.
Значит, дедушка боится, что отец заберет их в горы! Может быть, мама все же хотела уехать с ним, может быть, ей просто не позволили?
– Не беспокойся, – продолжал дедушка. – И этот Чету, и Йи-Джен – еще дети. Если и подружатся, ничего страшного не случится.
– Но через год или два она начнет взрослеть. – Голос помощника звучал настойчиво. – Неизвестно, какой станет. Она и сейчас не совсем человек, а может стать и вовсе опасной для города.
В повисшей тишине Йи-Джен слышала, как стучит ее сердце и боялась, что этот грохот различим и за дверями кабинета.
– Я разузнал про ритуал, – проговорил наконец дедушка. – Нужно подготовиться, найти знающего человека. Я договорюсь, но раньше весны вряд ли кто-то к нам приедет. Но хотя бы мы знаем, что с ней делать.
Йи-Джен еще долго стояла возле двери, слушала их разговор и чувствовала, как леденеют мысли. Страх изморозью оплетал сердце, но оно гремело, как молот в кузнице, перековывало испуг в ярость. Разговор в кабинете стал бессмысленным – бумаги, дела и налоги – и Йи-Джен тихо поднялась к себе в комнату. И, едва переступив порог, швырнула накидку на пол и прошептала:
– Ничего вы со мной не сделаете!
5.
Все вокруг было незнакомым, каждая мелочь казалась чудесной и опасной. Как в далеком, чужом лесу, где не знаешь, какие следы оставил хищник, а какие – безвредный зверек. Где каждая ягода может таить в себе яд, а может оказаться целебной и сладкой.
Криджи шел, оглядываясь по сторонам. Белые дома – огромные, зачем людям такие жилища? – утопали в цветах. Ветви деревьев свешивались над оградами, гнулись под тяжестью плодов. Но и плоды эти, и сами деревья отличались от лесных также сильно, как горожане – от людей племени. Криджи всматривался, пытаясь понять родство, узнавал яблоню, алую сливу, кусты малины. Но ягоды были огромными, сочными; тут и там Криджи замечал рубцы отпиленных ветвей, а кусты были острижены, как волосы у местных.
Разглядывал он и людей, попадавшихся навстречу. Одежда у всех была яркая, заметная издалека. Некоторые обвязывали голову цветными шнурами и лентами, другие носили поверх простых полотняных рубах безрукавки и накидки из разноцветных нитей. Прохожие то и дело кидали на Криджи любопытные взгляды, и он робко улыбался в ответ и спешил дальше. Боялся потерять из виду свою провожатую, девочку из большого дома.
Она не оборачивалась, шла быстро, размахивала руками в такт шагам и не здоровалась со встречными. Криджи все время отставал, не мог догнать ее и заглянуть в глаза. Пытался по угловатым, резким движениям разгадать: расстроена она? Сердится? Не рада, что согласилась показать город?
Ее имя, Йи-Джен, походило на глоток воздуха из далеких краев. Порыв ветра, запах грозы, шум незнакомой реки – так оно звучало.
Это настоящее имя, решил Криджи.
Внезапно Йи-Джен остановилась, и он едва не налетел на нее. Она обернулась – взгляд был пристальным, изучающим, как у зверя, следящего за людьми из зарослей. Под утренним солнцем ее кожа казалась особенно бледной, а черные волосы топорщились как вороньи перья.
– Нравится тебе здесь? – спросила Йи-Джен.
Вопрос звучал странно, – так чужой человек может спросить о незнакомом месте. Криджи почудилось, что оба они лишь гости тут и через год навсегда покинут этот город. Не может она жить в высоком доме на выложенной камнями улице – но где же ее родные земли? Что-то шевельнулось в глубине памяти, кольнуло холодом, вспыхнуло словно сон наяву.
Воздух там такой прозрачный, что трудно надышаться, головокружительная высота, луга над обрывом. Склон, поросший дикими травами и лиловыми цветами – огромными, красивыми, как ее глаза.
Криджи очнулся – понял, что замер, не сводя с нее взгляда, погрузился в бездонную память чету.
– Мне нравится смотреть, – сказал он. – Здесь все новое.
Йи-Джен огляделась. Улица вокруг них была пуста, лишь ветер шевелил листья над оградами и где-то гудели пчелы.
– Бежим, – сказала Йи-Джен. – Пока никого нет.
Схватила его за руку, потянула за собой – и тут же отпустила, помчалась вперед. Криджи засмеялся – радостно, чуть слышно, – и рванулся за ней. Он знал эту игру, часто бегал с сестрами наперегонки.
Но догнать Йи-Джен было непросто – она неслась стремительно, без оглядки, не сворачивая, словно от скорости зависела ее жизнь. Такая быстрая, не настичь, нет смысла пытаться.
«Нет смысла?» – Криджи представил, как Аэш повторяет эти слова, осуждающе, строго, а Стрекоза смеется и кричит: «Просто ты медленный, а я бы догнала!» Почувствовал, как кровь приливает к лицу, обжигает стыдом: был слабым и остался, хоть и взрослый теперь, даже девочку из города догнать не способен.