Маятник Смерти. «Оборотни» Спецназа
Шрифт:
— Ладно, — примирительно ответил я. — А как его нашли? То есть ее?
— Случайно, сказал же — археологи проводили раскопки на месте бывшего храма Ахилла — слышал о таком? — и обнаружили, что здесь все приборы и даже самые простейшие механические часы ведут себя как-то странно. Поначалу значения этому не придали, сообщили просто, что нашли настоящую аномальную зону, да и забыли. А тогда — это при Брежневе еще было — как раз какая-то очередная кампания по развенчанию слухов про НЛО да экстрасенсорику всякую началась как не соответствующих социалистической действительности и моральному кодексу строителя коммунизма. Вот ЦК и постановило проверить… Послали целую комиссию от Академии наук — случай-то все-таки не рядовой, не рассказ какого-нибудь там эвенка-охотника или никому не известного геолога, а официальный
— Те, конечно, тему сразу прикрыли, комиссию с позором расформировали, а сами, и в прямом и в переносном смысле, копать начали и через годик до этой штуковины добрались. Сначала, конечно, пытались, как у нас водится, все природными факторами объяснить — «спиралевидный выход магматической породы (отсюда, собственно, и название „Спираль“), сверхнапряженное магнитное поле, гравитационная аномалия невиданной силы», еще там что-то, а как поняли, что эта штука ни в какие рамки не укладывается, так целый центр исследовательский здесь отгрохали. И отдельный закрытый НИИ в столице основали. И пошло-поехало… — Рассказчик замолчал, переводя дыхание.
— Ну и? — довольно спокойно (а чего мне волноваться-то: история, конечно, интересная, только пользы мне от нее пока никакой) спросил я, с удовольствием затягиваясь на сытый желудок хорошей сигаретой — персонал «объекта» себя явно не обижал, покуривая «Мальборо» вместо народного «Опала» или «БТ».
— И лет через десять стали наконец понимать, что именно им в руки попало… Правда, кто сделал да как это применить можно, придумать не смогли: в народном хозяйстве явно не используешь, а если в качестве оружия… Американцам грозить? А как им грозить будешь, если наши и сами только-только что-то понимать начали? Не привезешь же сюда ихнего президента на экскурсию, не скажешь: «Так, мол, и так, не пойдете нам на уступки — мы вас обратно во времена Дикого Запада отбросим»… да и не могла эта штука локально действовать — наши-то яйцеголовые к тому времени уже смекнули, что реально ее использовать только один раз можно будет. И только в масштабе всего мира. Или вперед во времени, или назад…
Ага, вот это уже теплее — похоже, приближаемся к тому, что меня действительно интересует! Вот только одно смущает: для чего он мне все это так подробно рассказывает? Альтруизм, как он сам сказал, тут ни при чем, а все, что я знаю, они при желании и так получить смогут — для этого меня и пытать не надо будет: уколют какой-нибудь там пентотал натрия — и запою соловьем. Это только Арнольдушка в фильмах «сыворотку правды» в своей крови на безопасные ингредиенты усиленно метаболизировал да при этом еще лихо ломал наручники и метко кидался всякими острыми предметами. Я такое, извините, не потяну! В общем, что-то тут у вас, ребята, не чисто, темните вы чего-то…
А говорливый майор, не замечая зарождающихся в моей душе сомнений, между тем, продолжал:
— Короче, к середине восьмидесятых в руках тогдашнего руководства — а генеральные у нас в те годы часто менялись — оказалось нечто совершенно эксклюзивное, по-прежнему малопонятное и теоретически почти всемогущее. Именно «теоретически», поскольку испытать «Спираль» на практике никто конечно же так и не решился. Потом перестройка началась, финансирование объекта сократили и поговаривали, вообще на консервацию готовили. Ты-то, кстати, что такое перестройка, знаешь? — то ли искренне, то ли забрасывая пробный шар в мои информационные закрома, спросил он. Пришлось сказать, что знаю, и очень даже хорошо. Майор кивнул и продолжил рассказ: — Ну так вот, к концу восьмидесятых нас таки не закрыли, хотя в стране тогда уже хрен знает что творилось: сплошные «горячие точки» и борьба за независимость. Все закончилось в августе девяносто первого: сначала ГКЧП своими методами всему этому конец положить попытался — а из «чрезвычайщиков», к слову, о «Спирали» только Крючков с Лукьяновым знали, да и то в общих чертах — неудачно, конечно, а затем уж мы… — Майор сделал глоток минералки и спросил: — Ну как, интересно? Честный обмен информацией?
— Как ни странно, да. — Я взглянул в такие знакомые глаза сидящего напротив человека. — Думаешь, мой рассказ будет не хуже? Прогадать не боишься?
Мой двойник совершенно искренне расхохотался — читать между строк он умел:
— Все еще надеешься переиграть меня и вырваться отсюда? А зачем? Может, твое задание, о котором, надеюсь, ты мне скоро расскажешь, и мой интерес вполне друг друга дополнят, а? А насчет «прогадать»… Нет, не боюсь. — Его ответный взгляд был спокойным, глаза смотрели холодно, но и без ненависти или презрения. — Любой, кто сюда попадает, имеет право узнать правду, потому что назад еще никто не выходил… Здесь ты знаешь все, за пределами острова — ничего! Мы или станем работать вместе — или… Или все, что ты сейчас узнал, не будет иметь для тебя ни малейшего значения.
Ага, ага, всенепременно, коллега! Именно так и никак иначе. Разогнался! Архиправильное умозаключение, только… только не буду я с тобой работать, потому что, какими бы они ни были, эти твои интересы, уничтожить Маятник-«Спираль» ты, боюсь, вряд ли захочешь. А вот поговорить — почему бы и нет?
— Так что вы там в девяносто первом намутили?
Майор кивнул: «Уже догадался, да?» — и, не дожидаясь ответа, продолжил свой приближающийся к кульминации рассказ:
— В ночь с двадцатого на двадцать первое августа мы получили шифрованный приказ из Москвы: «Задействовать объект „Спираль“ в режиме обратного отсчета». Понимаешь, что это значит?
— Кажется, да… Вы каким-то образом заставили эту штуку изменить константу времени и вернуться в прошлое, правильно?
— Ага, — так просто, словно речь шла не о судьбе целого мира, а о решении осушить болото неподалеку от какого-нибудь Запупинска, ответил он. — Мы назвали это «откат» — знаешь, как в компьютерах. Термин, конечно, неофициальный, его кто-то из наших программеров придумал, но — прижился.
— И на сколько вы часики назад перевели? Лет на десять?
— Нет, что ты! Знаешь, как все боялись — никто ведь понятия не имел, как оно на практике получится! Да и в приказе конкретный срок оговорен был — «минус два года от даты активации „объекта“.
— Август восемьдесят девятого? — понимающе кивнул я. — Неслабо… И как оно? Получилось?
— Ты ж видишь, — неожиданно погрустнел майор, отворачиваясь и, похоже, лихорадочно размышляя, стоит ли продолжать.
Вот как? Твоя безграничная откровенность, оказывается, тоже имеет свои границы? Аттракцион «немыслимая честность» закончился? Какой подлый удар, какое чудовищное вероломство! Ладно, сделаем пока вид, что ничего не понимаем…
— Вижу, — согласился я, бесцеремонно стреляя новую сигарету. — По-моему, хреновато получилось. На одну большую зону смахивает. Правда, врать не буду, общего режима, не строгого… — То ли от второй сигареты, то ли вследствие недавней контузии неожиданно сильно закружилась голова, и я вынужден был замолчать.
Мой собеседник истолковал это как некую недосказанность.
— Смахивает, согласен, только выхода у нас тогда другого не было — или так, или — никак. А после… после поздно уже было что-либо менять.
Отвлекшись от своего самочувствия, я удивленно поднял брови и уставился на майора — это уже что-то новенькое! Признание вины и позднее раскаяние? Похвально, товарищ майор! Прямо незабвенный Никита Сергеевич на двадцатом съезде, блин!..
— Да, поздно! — заметив мое удивление, чуть ли не с вызовом ответил он. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что мы теперь не можем вернуть все назад — никто из наших высших руководителей не согласится добровольно отказаться от власти. Кроме того, мы сами выбрали этот путь. Есть и еще кое-что, уже посерьезней — после активации в августе девяносто первого «Спираль» не отключилась, как ожидали наши ученые мужи… И что это означает, никто из них до сих пор не понимает! Существует, правда, теория, что, если «выключить» или уничтожить ее, наш мир вернется в исходное состояние, в котором события после той августовской ночи развивались совсем иначе… Теперь понимаешь, насколько вы, пришельцы из какого-то другого, может быть даже нашего «исходного», мира, нам важны? И почему мы вынуждены так охранять этот объект? Мы должны понять, где мы ошиблись и чем нам это грозит.