Маятник Судьбы
Шрифт:
– Мальчонка, – улыбнулась Франсуаз. – Ты настолько уродлив, что стесняешься это показать?
Татуированный не стал совершать ложных выпадов; он бросился на девушку, и массивная гиря, свистевшая над его головой, была способна проломить самый крепкий шлем орка-штурмовика.
Франсуаз перехватила цепь, сжав пальцы в дюйме от шипастой гири; татуированный замер, не в силах поверить, что кто-то способен остановить на лету его оружие.
Девушка резко выдернула цепь из его рук, и он остался невооруженным; в следующее же мгновение Франсуаз длинным ударом захлестнула черные звенья на его шее.
Наемник захрипел,
Низкорослый карлик выбежал, часто перебирая короткими ножками, из середины столпившихся в отдалении солдат. Его мускулистые руки сжимали длинный шест, на обоих концах которого круглились лезвия алебард. Это было самое опасное оружие, которым владеют карлики. В отличие от гномов, они не признают коротких боевых топоров и пользуются длинными двухконечными.
– Коротышка, – с жалостью произнесла Франсуаз. – А ты-то куда?
Двусторонняя алебарда вращалась в руках нападающего, и глаз не успевал проследить за движениями деревянного древка. Один удар мог разрубить ногу альпийского бронтозавра.
Карлики никогда не наносят одного удара; они размахивают своим оружием до тех пор, пока от противника не остается лишь окровавленная груда мяса.
– Люблю обижать маленьких, – бросила Франсуаз.
Она подпрыгнула, и ее ноги опустились точно по центру длинного древка. Железные руки карлика сжимали шест так крепко, что никакая сила в мире не смогла бы разжать эту хватку. Двусторонняя алебарда сломалась с оглушительным треском, оставив в пальцах наемника только пару обломков. Франсуаз сжала руки в кулаки и резко свела их на голове карлика. Темные зрачки его глаз, бесцветных, лишенных кругов или поперечных прожилок, вздрогнули и разлились по глазному яблоку.
– Кто-нибудь дома есть? – спросила она.
Глаза наемника закатились, а язык вывалился наружу.
Карлик уже не осознавал, где он и что с ним происходит. Но короткие ноги еще крепко держали его тело. Франсуаз тихо засмеялась.
Ее сапог с силой пушечного ядра врезался в грудь карлика. Того подбросило в воздух. Франсуаз пинком отправила его через все помещение, и карлик затих под стеной.
– Гол, – мрачно констатировала Франсуаз. – Кто следующий?
Ее серые глаза прошлись по лицам наемников, но ни один из них не осмелился встретиться с ней взглядом. Солдаты удачи опускали головы, угрюмо глядя на свое оружие, а если кто и осмеливался оторвать глаза от приклада, то лишь для того, чтобы посмотреть, не вызвался ли следующим кто-то из их товарищей. Напрасно. Никто не вызывался.
– Что скажете? – с веселым бешенством спросила Франсуаз.
Один или два наемника подталкивали стоявших впереди, но те упирались, не поднимая головы.
– Хафдарт, – глухо произнес один из солдат удачи. В серых глазах Франсуаз вспыхнуло торжество.
– Громче, – приказала она.
– Хафдарт, – повторил наемник, с трудом шевеля губами.
Франсуаз медленно обвела глазами солдат. Снисходительное презрение, гордость и уверенность в себе – вот что выражал ее взгляд. Она знала, что ни один из наемников не сможет противостоять ей, даже безоружной, и была довольна, что ей представился случай показать им это.
– Хорошо, – бросила она.
Франсуаз нагнулась, поднимая с пола оружие и куртку. Наемники не шевельнулись. Не глядя более на них, девушка подошла к лифту и вырвала из стены вонзенный туда кинжал.
Хромированные двери с лязгом сомкнулись за нашими спинами.
5
– Трудно сказать почему, – сказал я, без всякого энтузиазма рассматривая реку перед нами, – но я не очень люблю это место.
Бурые волны катились между безжизненных берегов. Время от времени на их гребнях, покрытых грязной пеной, появлялись белые, обглоданные течением человеческие кости. Они то поднимались к поверхности, словно крошечные кораблики, то снова исчезали под беспокойной водой, пока поток не уносил их прочь.
– К сожалению, нам все же придется здесь переправиться, – продолжал я. – Если Октавио Карго вдруг заинтересовался народом хоттов, то и его, и ответы мы сможем найти только на другой стороне.
– Не могу поверить, что я попала сюда, – прошептала девушка. – Смотри, Майкл! Легендарная река Обреченных. Демоны слагают мифы об этом месте.
Франсуаз подняла руку, указывая на неспокойные воды.
– Мой народ верит, что у этой реки два цвета, потому что на самом деле там два потока. Красный – сожаление о прошлом, которого не вернуть. Желтый – горечь от осознания того, что грядущее будет таким же мрачным и беспросветным, как и прошедшее, несмотря на полученные тяжелые уроки.
Из темной воды вынырнул оскаленный череп. Высокая волна подхватила его, и пару мгновений он лежал на поднятой ладони реки, глядя мне прямо в глаза черными дырами пустоты. Потом повернулся, три раза подпрыгнул на месте с безмолвным хохотом и исчез, а у меня возникло неприятное чувство, что скоро и я последую за ним в никуда.
– Человек мечется между двумя потоками, – продолжала Франсуаз. – Он отчаянно хочет изменить прошлое, но вновь и вновь спотыкается на одном и том же месте. И то, что кажется ему всего лишь ошибкой, которую можно легко исправить, стоит только свернуть направо или налево, превращается в его судьбу.
Моя напарница редко впадает в столь поэтическое настроение. Однако древняя легенда ее народа, очевидно, произвела на демонессу неизгладимое впечатление. Я объясняю это тем, что Франсуаз услышала ее в очень юном возрасте.
– Не хочу лишать тебя иллюзий, клубничка, – заметил я. – Но в этой реке нет ничего волшебного. Волхвы и некроманты давно это установили. Вода красная из-за глины и желтая из-за песка.
Франсуаз широко распахнула глаза, как делают маленькие девочки.
– А как же человеческие кости? – спросила она. Подобных вопросов маленькие девочки обычно задавать не должны, но ведь я не знаю, как ведут себя крошки-демонята. Я пояснил:
– Выше по течению стоит консервный заводик. Выпускает продукты для каннибалов. Местные жители столько раз их просили не выбрасывать кости в реку… Зато шакалам нравится.
– Второе по величине разочарование в моей жизни… – задумчиво произнесла Франсуаз. – Ладно. Где чертова гондола?
Если не считать человеческих костей, на поверхности реки ничего не было видно. Широкая дорога обрывалась на одном берегу и продолжалась на другой стороне потока. Однако между ними не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего переправу.