Майло Тэлон
Шрифт:
— Иногда хорошо побездельничать, но здесь вы не найдете работу. Скота нет. Только пара стад да овцы, — с отвращением обрисовал ситуацию один из них.
— Где овцы, там деньги, — прокомментировал спокойный. — Зарежешь телку — ее больше нет. Острижешь овцу — она бегает. Не говори так об овцах.
— У того, в вагоне, у него овцы или коровы?
Вакеро пожал плечами.
— Думал, у него паровозы, но теперь сомневаюсь. Он не покупал скот, а с холма, где я пасу лошадей, его хорошо видно.
— Я слышал, к нему и гости не ходят.
— Ха! Вы так думаете? — Вакеро наклонился через столик. — А вот я лучше знаю. У него недавно были двое! Приходили оба ночью, но не вместе. Через четыре дня после первого приехал второй. Подъезжали в темноте, очень тихо. Когда каждый из них подходил к двери, на него падал свет.
— Пахнет жареным, — определил спокойный. — Почему только ночью? Разве человек в вагоне вор?
— А других не появлялось? — спросил я. — Только двое?
Вакеро покачал головой, потом нерешительно добавил:
— Была еще одна ночь, когда я что-то слышал. Моя собака вела себя беспокойно, словно что-то ее тревожило. Я решил, что волки, но ни одного не увидел. Ничего не увидел. Но собака… собака беспокоилась. Я вернулся, чтобы лечь. Все было тихо. Потом услышал. Бежал человек.
— Верхом?
— Нет. Бежал. Бежал очень быстро, был очень испуган.
— Бежал? Куда он мог бежать, Пабло? Некуда. Все открыто.
— Это бежал человек, — упрямился Пабло. — Не лошадь. Не овца и не корова. Бежал человек, тяжело бежал.
— Куда он направлялся? — спросил я.
Спокойный пожал плечами.
— Вот вопрос! Человек может бежать целый день и целую ночь и никуда не прибежать. Ба! Да ты спал!
— Крик я слышал не во сне, — отрезал Пабло.
Мы все уставились на него.
А он уставился на нас.
— Это случилось позже. Раздался крик. Один крик. Я слышал.
— Животное, — не поверил один. — Может, горный лев.
— Еще пива? — предложил я. — Деньги скоро кончатся, но пока есть — пейте!
Мы пили очень много и стали друзьями. Но они больше не говорили о вагоне и бегущем человеке. Пошли разговоры о скоте, лошадях, лассо и шпорах. Двое из нас пасли коров на пастбищах, заросших кустами, и мы со смаком описывали наши трудности другим, которые в этом ничего не понимали.
Через некоторое время я поднялся и вышел. Позже на улице мне повстречался Пабло.
— Странная вещь, — сказал я. — Бегущий человек и крик.
Вакеро принялся сворачивать сигарету.
— Кричал мужчина, — уточнил он и осторожно провел языком по краю сигаретной бумаги. — Человеку было больно. Очень больно. — Пабло взглянул на меня. — Однажды во время революции я слышал такой крик. — Он прикурил. — Мне показалось, что кричал человек, который посещал вагоны.
— Вагоны?
— Там стояли два. Вагон большого человека и другой, грузовой, всегда запертый.
Сейчас мексиканец не просто разговаривал. Он рассказывал мне.
Очень тихо я произнес:
— Пабло, нам надо поговорить, мае и тебе, но не здесь.
— Я буду с лошадьми, наверное, еще неделю. Это к востоку и немного к северу. Примерно час езды.
— Приеду. — Я повернулся, затем остановился. — Пабло, будь осторожен.
— Да. — Кончик его сигареты засветился. — Я слышал, как кричал человек.
Сидя за кофе у Мэгги, я обдумывал услышанное. Если по степи бежал человек, могли еще остаться следы. Если кто-то что-то потерял там, то пройдет еще немало времени, пока найдут. В конце концов, по этой земле ездили нечасто.
«Джефферсон Хенри, — сказал я про себя, — я начинаю интересоваться тобой».
Глава 5
На рассвете я шел к «Кухне Мэгги». Небо на востоке уже наливалось желтизной, но на западе несколько ленивых звезд все еще упрямо не желали закатываться за горизонт. Мои каблуки громко стучали по тротуару, и звук шагов далеко разносился по улице в предутренней тишине.
На станции в окнах дежурного горел огонек. Кроме того, светились окна в отеле и ресторане.
Главная улица города с обеих сторон выходила в прерию. Она выглядела унылой и пустынной, серые, побитые ветром и непогодой каркасные дома постепенно обретали очертания на фоне светлеющего неба.
Но почему именно здесь? Из всех возможных мест?
Когда я вошел, Герман наливал кофе.
— Садитесь, — пригласил он. — Я выпью кофе вместе с вами.
— Знаете вакеро по имени Пабло? — Я принес свою чашку к столику.
— Знаю. Хороший парень. Прекрасно владеет лассо и безупречно держится в седле. Может даже тяжелую лошадь привести к финишу.
— Мы с ним немного поболтали. Он пасет табун на холмах.
— Работает на «Перевернутом У». Ребята называют это клеймо «Игрек наоборот». Небольшое ранчо, сейчас переживает тяжелые времена из-за засухи. У них скот разбросан по всей округе, везде, где можно найти воду и траву.
— Мне он понравился.
— Мне тоже. Но он тертый калач. Он ездил вместе с одной мексиканской командой — охотился и воевал с апачами по ту сторону границы. Он пристал к ним, когда ему было пятнадцать, и в течение следующих семи лет не расставался. В него стреляли, его резали, царапали, кусали и жевали, но он все-таки до сих пор в седле.
Герман вернулся на кухню. Я допил кофе и потянулся за кофейником, когда дверь открылась. Вошел тот самый железнодорожник, которого я видел в первый день в городе, и направился к моему столику. Он положил на него письмо и сказал:
— Наш общий друг просил передать это вам. Не доверяет почте.
— Спасибо.
— Меня зовут Риббл. Если чем-нибудь могу помочь, дайте мне знать.
Он отошел к другому столику и сел. Минуту я глядел на письмо. Портис. Его рука. Если Портис не доверяет даже почте…