Майор Барбара

Шоу Бернард Джордж

Андершафт. Только в то, что для спасения необходимы две вещи.

Казенс (разочарованно, но вежливо). Ах да, по катехизису! Чарлз Ломэкс тоже принадлежит к англиканской церкви.

Андершафт. Эти две вещи...

Казенс. Крещение и...

Андершафт. Нет. Деньги и порох.

Казенс (изумленно, но с интересом). Это общее мнение на­ших правящих классов. Ново только то, что нашелся че­ловек, который говорит

это вслух.

Андершафт. Совершенно верно.

Казенс. Простите, а есть ли в вашей религии место справед­ливости, чести, правде, милосердию, любви и так далее?

Андершафт. Да, это украшение беззаботной жизни бо­гатых и сильных.

Казенс. А что если придется выбирать между этими добро­детелями и деньгами и поро­хом?

Андершафт. Выбирайте деньги и порох — без них вы не сможете позволить себе быть правдивым, любящим, ми­лосердным и так далее.

Казенс. И это ваша религия?

Андершафт. Да.

Интонация этого ответа завершает разговор. Это «да» звучит, как фермата перед новым развитием темы. Ка­зенс делает скептическую гримасу, пристально смотрит на Андершафта. Андершафт пристально смотрит на Казенса.

Казенс. Барбара этого не потерпит. Вам придется выбирать между вашей религией и Барбарой.

Андершафт. И вам тоже, мой друг. Она скоро откроет, что этот ваш барабан пустой.

Казенс. Папа Андершафт, вы ошибаетесь: я убежденным сторонник Армии спасения. Вы не понимаете, что такое Армия спасения. Это армия радости, любви, мужества; она изгнала ужас, отчаяние, угрызение совести старых евангелических сект, одержимых страхом ада; она идет на бой с дьяволом под звуки труб и барабанов, с музы­кой и танцами, со знаменами и пальмовыми ветвями, как и подобает воинству Христову при вылазке с небес. Она берет пропойцу из кабака и делает его человеком, она бе­рет презренную тварь, которая прозябала на кухне, — и вот тварь эта становится женщиной. И не только она, но и люди из общества, сыновья и дочери нашей знати. Ар­мия берет бедного учителя греческого языка, самое изло­манное и самое подавленное существо из всего рода че­ловеческого, питающееся греческими корнями, и пробу­ждает в нем рапсода, открывает ему, что такое истинный культ Диониса, и посылает его на улицу барабанить ди­фирамбы. (Играет на барабане громкий туш.)

Андершафт. Вы поднимете на ноги все убежище.

Казенс. О, там привыкли к неожиданным вспышкам экстаза. Но если барабан вас беспокоит... (Сует в карман палоч­ки, снимает барабан и ставит его на землю против ворот.)

Андершафт. Благодарю вас.

Казенс. Вы помните, что говорит Еврипид о деньгах и порохе?

Андершафт. Нет.

Казенс (декламирует).

Пусть тот или иной Соседа превзойдет оружьем и казной, И пусть мильоны душ людских томит броженье Бесчисленных надежд, которые им лгут И множат

в них тоску, до срока отмирая, — Кто понял, как сладка простая жизнь земная, Тот — в днях, которые бегут, Отраду обретя, — уж тут Стал небожителем, не ведающим тленья.

Перевод мой, как вы его находите?

Андершафт. Я нахожу, мой друг, что если вы желаете уз­нать в жизни счастье, то должны сначала получить до­статочно денег, чтобы не нуждаться, и достаточно власти, чтобы быть самому себе господином.

Казенс. Звучит дьявольски неутешительно. (Декламирует.)

Ужель кому-нибудь не ясно, что вселенной Предвечный правит дух, что в мире неизменно Царит его закон и что предела нет Его могуществу? Людская мудрость — бред, Когда она молчит о воле Провиденья. Что может быть добрей, чем божья благодать? Мы, смерти не страшась, должны спокойно ждать, Что принесет нам Рок, и к Барбаре питать Всегда в душе своей любовь и восхищенье.

Андершафт. Вот как! У Еврипида упоминается Барбара?

Казенс. Вольный перевод. Там стоит — «красота».

Андершафт. Нельзя ли мне узнать, как отцу Барбары, на какие средства вы собираетесь вечно любить ее?

Казенс. Так как вы отец Барбары, то это скорее ваше дело, а не мое. Я могу прокормить ее преподаванием греческо­го, вот, пожалуй, и все.

Андершафт. И вы считаете, что она делает выгодную партию?

Казенс (вежливо, но упрямо). Мистер Андершафт, я во мно­гих отношениях человек сла­бый, робкий, пассивный, и здоровье у меня неважное. Но если я чего-нибудь хочу, то добиваюсь этого рано или поздно. Так и с Барбарой. Брак мне вовсе не по вкусу, я его просто боюсь, к тому же я не знаю, зачем мне Барбара и для чего я ей? Но у меня такое чув­ство, что жениться на ней должен я, и никто другой. Пожалуйста, считайте дело ре­шен­ным. Я не хочу навязывать вам свою волю, но к чему отни­мать у вас время и спо­рить о том, что неизбежно?

Андершафт. Это значит, что вас ничто не остановит, даже превращение Армии спасения в культ Диониса?

Казенс. Дело Армии спасения — спасать, а не препираться из-за имени того, кто нашел верный путь. Дионис или другой — не все ли равно?

Андершафт (вставая и подходя к нему). Профессор Ка­зенс, мне по сердцу такие молодые люди, как вы.

Казенс. Мистер Андершафт, насколько я понимаю, вы про­дувной старый плут, но вы импонируете моему чувству сарказма.

Андершафт молча протягивает ему руку. Они обмени­ваются рукопожатием.

Андершафт(настраиваясь на серьезный лад). А теперь к делу.

Казенс. Простите. Мы говорили о религии. Зачем перехо­дить к такому неинтересному и маловажному предмету, как дело?

Андершафт. Религия и есть наше дело в данную минуту, потому что без религии нам с вами не добиться Барбары.

Казенс. И вы тоже влюбились в Барбару?