Майя

Адамс Ричард

Она решила позвать на помощь, но вовремя сообразила, что это бесполезно. Вдобавок ее страшил громила со сломанным носом. Майя, хотя и росла в бедности, с грубой силой прежде не сталкивалась, если не считать материнского гнева. Бесстрастная жестокость громилы ошеломляла – видно было, что ему привычно насилие.

И все же ее не оставляла надежда вернуться в родной дом, пусть и из неведомой Пуры – рыбацкого городка на южной оконечности озера Серрелинда, где Майя никогда прежде не была. От Мирзата селение отличалось лишь своим положением на тракте между Теттитом и Беклой. Наверняка его жители – честные и добрые люди – помогут освободиться

от гнусных мерзавцев.

Время тянулось медленно. Майя неподвижно лежала в душном коробе; ее лихорадило, голова раскалывалась от жары и духоты, мысли путались. Утомленная, она задремала и проснулась, когда колеса возка загромыхали по булыжной мостовой.

Вскоре повозка остановилась. Майя стала ждать, когда откроют дверцу короба, однако похитители, громко переговариваясь, куда-то ушли. За стенками возка гремели горшки, хлопнула дверь, по мостовой проволокли что-то мягкое и тяжелое. Пахло дымом очага и каким-то варевом, но ни голосов, ни другого шума слышно не было. Похоже, Майю привезли не в таверну и не в богатый особняк.

Через некоторое время послышались шаги, щелкнул замок, дверца распахнулась. Косоглазый посветил в короб фонарем и ухмыльнулся; по лицу пробежали дрожащие тени. Майя хотела вылезти из возка, но косоглазый опустил фонарь, ухватил ее за щиколотки и грубо погладил бедра.

Майя пнула его в живот. Косоглазый грязно выругался и отшатнулся. Она с ужасом сообразила, что сбежать не сможет, и в страхе свернулась клубочком на полу, дрожа, как испуганный заяц.

Косоглазый перевел дух и обеими руками уперся в порожек возка. Похоже, Майин поступок не напугал и не рассердил, а почему-то обрадовал негодяя. Он молча посмотрел на нее и коснулся щеки грязными пальцами.

– Вставай, я тебя отведу куда следует, – заявил он, взял Майю за руку и повел по булыжникам двора, светя под ноги фонарем.

Она лихорадочно огляделась: длинный и узкий дворик, у высоких каменных стен – густые заросли крапивы и щавеля, под ногами – выщербленная брусчатка, поросшая сорной травой, в углу – груда тряпья, костей, очисток, какие-то обломки и прочий мусор. По двору к помойке прошмыгнула крыса. Волов, не распрягая, приторочили к столбику у высоких ворот, запертых на тяжелый засов и цепь на замке. У одной стены – воловьи стойла, а в торце – каменный дом, старый, добротный, но запущенный: черепица на крыше растрескалась, кладка обвалилась. Однако тяжелая деревянная дверь была новой и прочной, а на тускло светящихся окнах красовались железные решетки. Похоже, дом знавал лучшие времена, но теперь его использовали не по назначению.

Майя решила, что здесь когда-то жила прислуга, хотя сгустившиеся сумерки не позволяли разглядеть господский особняк. Тишину нарушал только глухой зловещий крик птицы-звонаря. Похоже, отсюда не выбраться даже среди ночи.

В ночном небе одна за другой вспыхивали звезды. «Милая Леспа! – взмолилась про себя Майя. – Помоги мне, о богиня, вызволи из беды! Мне так страшно и одиноко!»

Как ни странно, мольба ее не осталась без ответа, пусть и неожиданного.

Косоглазый толкнул дверь ногой и ввел Майю в комнату, где тускло мерцали свечи. Майя с изумлением ощутила под босыми ногами гладкие каменные плиты, а неприбранная комната показалась ей верхом роскоши. Всю жизнь Майя прожила в скромной хижине: глинобитные стены, земляной пол, соломенная крыша, хлипкая дощатая дверь и очаг, сложенный из валунов. Эта же комната явно

была одной из нескольких в доме. Два окна с распахнутыми ставнями выходили во двор. В торце виднелась еще одна дверь. Стены были облицованы деревянными панелями, закопченный потолок подпирали тяжелые брусья. На железной решетке в очаге горел огонь, у стены лежала поленница дров и груда хвороста. Посреди комнаты стоял массивный стол – прежде отполированный, а теперь грязный и исцарапанный.

Даже на Майин неискушенный взгляд, видно было, что некогда зажиточное хозяйство пришло в запустение. В комнате витало зловоние, пол давно не выметали, на окнах и по углам висели клочья паутины, столешницу покрывали пятна свечного жира.

За столом сидел Парден, громила со сломанным носом, и жадно набивал себе рот ветчиной и яичницей с луком. Рядом с ним лежали два ножа и перевязанный бечевкой бурдюк с вином.

У очага копошилась сгорбленная старуха в черном одеянии. Она взглянула на вошедших воспаленными глазами и только хотела что-то сказать, как косоглазый завопил:

– Эй, старая сука, где мой бастаный ужин?

Он приоткрыл роговую заслонку фонаря, задул пламя и начал запирать дверь на замок.

– Погоди, У-Геншед, – остановила его старуха и надсадно закашлялась. – Мегдон из Теттита еще одну везет, обещал к ночи вернуться.

– Ладно, – пробурчал Геншед, задвигая тяжелый засов. – Ужин тащи! А потом волов распряги, я их у ворот оставил. – Он захохотал, распутал бечевку на горлышке бурдюка и плеснул вина в глиняную кружку.

Старуха, не двигаясь с места, уставилась на замершую у порога Майю.

– Да ты красавицу привез! – прошамкала она. – Это для Лаллока?

– Ага, только он о ней пока не знает, – ответил Геншед. – Она нам случайно подвернулась, так что в списках ее нет. – Он схватил Майю за руку, потащил к столу, усадил напротив Пардена, а сам устроился рядом.

Старуха завозилась у очага, наполнила едой плошки и поставила на столешницу.

– А хлеб где? – спросил Геншед, хватая плошку. – И нож дай, а то окорок резать нечем.

Старуха молча повиновалась, потом вытерла руки о юбку и направилась к выходу, бормоча:

– Так я волов распрягу…

Майя, обессиленная и ошеломленная происходящим, боялась рот раскрыть. Еда не лезла в горло. Сердце гулко билось. От страха она зажмурилась, больше не помышляя о том, как бы отсюда сбежать, и сжалась в комок, будто испуганный ребенок. Хуже всего была неизвестность: Майя совершенно не представляла, что ее ждет, но подспудно понимала, что доля ее незавидна. Парден зловеще горбился на противоположном конце стола, а Геншед жадно оглаживал Майе спину и шею.

Наконец старуха вернулась со двора. Майя встала, сделала к ней неверный шаг, ухватилась за столешницу и медленно сползла на пол.

Парден подхватил ее на руки.

– Дверь открой, – велел он Геншеду. – И свечу возьми.

– Отнеси ее в комнату справа. Там одеяло есть, и замок с цепью у входа висит, – прошамкала старуха, не оборачиваясь. – Ту, что слева, Мегдон для новенькой оборудовал.

6

Чернокожая девушка

Майя очнулась, встревоженно подскочила на постели, откинула грубое одеяло и огляделась. За черной оконной решеткой темнело ночное небо с россыпью звезд. Правая лодыжка нещадно зудела – клопы искусали, – и Майя сердито почесала ее заскорузлой левой пяткой.